Глаза Кан Инхо налились кровью. Пастор Чхве хотел что-то возразить, но не стал.

— Вы меня, конечно, простите. Но как, оказавшись в подобной ситуации, я могу дальше продолжать борьбу? Я всем вам благодарен за поддержку. Но больше я в этом не… Простите меня, — сдавленно проговорил Кан Инхо и вышел из офиса.

Туман плотной пеленой накрыл улицы города. Кан Инхо какое-то время постоял у дверей здания муджинского правозащитного центра. Вглядываясь в непроницаемую мглу, он почувствовал, как перехватило горло, будто его что-то душило. В панике, что сейчас задохнется, он схватился за грудь. Казалось, в эти минуты на его жизнь опустился занавес: его охватила полнейшая безысходность, душа провалилась в глубочайшую бездну отчаяния.

Немного погодя сотрудница центра передала Со Юджин записку: «Сообщили, что Ханыль заболела. Она в отделении скорой помощи при Муджинской университетской больнице. Вам нужно срочно туда!»

Погруженная в мысли о том, какую боль переживает в эти минуты Кан Инхо и что со всем этим будет дальше, она не сразу сообразила, что написано в записке. Ну да, у нее есть Ханыль… Заболела. Ханыль заболела!

Показав записку пастору Чхве, Со Юджин поднялась с места. Уже несколько месяцев с дочерью все было хорошо, и, если внезапно ее увезли аж в университетскую больницу, значит, дело серьезно. Девочка родилась с врожденным пороком сердца, и современная медицина пока ничем не могла ей помочь. Признаться честно, каждый день ее жизни можно было назвать чудом.

Выйдя из офиса, Со Юджин впервые за день включила телефон. Дела в правозащитном центре, поездка в суд — ей было не до звонков. И теперь телефон без остановки пиликал, извещая о пропущенных вызовах. Раздалось звуковое сообщение от матери: «Все нормально. Сейчас начали обследование в отделении скорой помощи. Был сильный жар, начались судороги, вот я и… Ладно, теперь можешь не торопиться. Врач, конечно, сказал, что хорошо бы рядом была мать, если понадобится принимать важное решение…»

Услышав измученный голос старенькой матери, пережившей страх и растерянность и уже покорившейся судьбе. Со Юджин со всех ног помчалась на стоянку. Как бы ни было тяжело на работе, она держалась, а вот когда болела дочка, ее часто одолевали слезы. Перед глазами промелькнуло лицо Ханыль с посиневшими губами, и ее собственные губы тотчас затряслись, она горько разрыдалась. Но, оказавшись перед своей машиной, остолбенела с побелевшим лицом. Ладонью стерев со стекла туманную влагу, убедилась, что ключи остались в замке зажигания. Она снова кинулась на улицу. И конечно, как назло, ни единого такси. Из-за тумана машины двигались с черепашьей скоростью, а по опыту она знала: в такие дни в Муджине поймать такси практически невозможно. Но ей нужно срочно в больницу, вдруг с Ханыль случится непоправимое…

Размазывая по щекам слезы, Со Юджин застыла на безлюдной, утонувшей в тумане улице, прямо посреди дороги.

— Помоги! Прошу, помоги!

Она забыла, когда последний раз была в церкви, но каждый раз, когда жизнь Ханыль оказывалась под угрозой, отчаянно пыталась ухватиться хоть за что-то.

Вдруг сквозь пелену тумана пробился тусклый свет фар, и перед ней остановился автомобиль. Это был старенький внедорожник серебристого цвета.

— Подвезти? — опуская стекло, спросил инспектор Чан. Глядя на ее вытянувшееся от удивления лицо, он сделал пригласительный жест подбородком.

«А он-то здесь как очутился?» — мельком подумала Со Юджин. Однако на раздумья времени не было, она поспешила сесть в машину.

— На первый взгляд вы сама серьезность, а на деле такая рассеянная. Помнится, когда вы приезжали к нам в участок, вы тоже закрыли ключи в машине. И как же вы, такая миниатюрная и слабая, к тому же забывчивая, собираетесь бороться с влиятельными людьми Муджина?

Оставив без ответа реплику инспектора, она пристегнулась и попросила:

— Пожалуйста, в университетскую больницу. — Но после паузы все же съязвила: — Как ветер поменялся, так полиция опять принялась за слежку?

Инспектор криво усмехнулся:

— Ну зачем вы так… Я все-таки страж порядка и, не жалея сил, должен служить верой и правдой своему народу.

Опытный водитель, инспектор Чан вел машину быстро и ловко. Чтобы не стоять на красный, делал небольшой крюк, после чего вновь встраивался в поток. Раз, проскакивая на желтый, он чуть не столкнулся с шедшей на левый поворот машиной. Во всем Муджине не нашлось бы никого, кто летел бы на такой бешеной скорости в непроглядном тумане.

— Не бойтесь! У меня за двадцать лет ни одной аварии. А в нашем городе это много значит. Когда меня спрашивают, как это возможно, я отвечаю: «Если постоянно иметь дело с туманом, то научишься видеть и сквозь него». Те, кто думает, что наш всегда должен быть прозрачным и чистым, воспринимают туман как помеху, однако если допустить, что на самом-то деле мир утопает в тумане, то дни без него становятся настоящим подарком! Да и вообще, если честно, разве ясных дней не гораздо больше? — проговорил инспектор, уловив боковым зрением, как Со Юджин изо всех сил вцепилась за дополнительный поручень под потолком. Нарушая все мыслимые правила, он лихо двигался во весь опор. — Приходится идти на это, ведь невозможно ловить злоумышленников, соблюдая каждую букву закона… — Ему стало не по себе от ее молчания, и он сконфуженно добавил: — Я подумал, что-то срочное. Может, ребенок заболел…

Его беззлобный тон удивил ее. Лишь теперь Со Юджин повернулась к нему и спросила:

— Откуда вы знаете?

— Стоит в этом городе кому-то пукнуть, и мне, старому партизану, становится все известно.

— Не сказала бы, что я такая уж важная птица в Муджине, проронила Со Юджин, устремив взгляд в лобовое стекло.

Лихо крутя баранку, инспектор посмотрел на нее:

— Я давно хотел сказать вам… Не стоит перегибать палку со всем этим. Вы вообще понимаете, куда ввязались и с кем затеяли борьбу? Я слышал, ваш отец — тот самый пастор Со Гапдон, известный своей деятельностью против конституции Юсин…[11] В старших классах я тоже испытывал большое уважение к нему. За давностью лет я многое позабыл, но в моей памяти отложилось, как он, если не ошибаюсь, в журнале «Пшеничное зерно» писал о битве Давида с Голиафом. Не знаю, насколько правильно я понял, но там, по-моему, говорилось, что если постоянно бить яйцом по скале, то она в конце концов даст трещину… Что-то в этом духе. Не кажется ли вам, что вы слишком идеалистично верите, что Давид вновь победит Голиафа? Вы не задумывались о том, что подобное случилось единожды за всю историю от сотворения мира?