что было населено людьми, ради которых я приехал сюда и с которыми теперь расставался.

Они разные, эти люди. И у каждого из них своя жизнь… Своя жизнь, наряду с одной, общей!.. И хорошо, просто прекрасно, что они такие разные.

Легкий ветерок теребит мои волосы, колышет чахлые белесые листья…

Всадник на вершине… Будь моя воля, я бы отлил его из бронзы и установил бы здесь как символ уважения к людям, к этой земле.

И пусть, хоть на миг, появятся возле него не только живые, но и давно ушедшие. И я отвешу им… глубокий поклон.

Собирай же их, Всадник. Скликай скорее к себе…

Всадник! Всадник на вершине горы…

1980

Повести

Комендантский час

Небеса постоянны. Земля терпелива. Они живут не только для себя. Поскольку же они живут не только для себя, они живут долго.

Цао До Дэни

Часть первая

Кровавая суббота

1

Самое досадное заключалось в том, что, проснувшись очень рано, Юрка долго лежал, а когда пришла пора вставать, снова крепко уснул.

Он не слышал ни раскричавшихся за окном воробьев, ни пронзительного дребезжания будильника, настолько притягателен был сон.

Среди ярких сполохов, похожих на северное сияние, возникла вдруг знакомая физиономия с густыми черными усами. Усов у директора Юрка никогда не видел и, пятясь от него, твердил невнятно:

— Я выйду, выйду из класса, Николай Николаевич.

Эннэ́ша налил полный стакан воды, который вдруг зигзагами полетел.

Юрка со страхом следил за расплескивающим воду стаканом, будто над ним завис топор. Голова запрокинулась, сколько было возможно, и холод ожег запотевшую шею.

Дернувшись, он открыл глаза. Матрац сполз, и голова лежала на стальной панцирной сетке.

Был десятый час, и Юрка ужаснулся: снова опоздал. Сбор восьмых классов перед первым днем практики назначили на девять утра… Впрочем, все знали, что до середины месяца будут рвать полынь, а потом пропалывать грядки в школе юннатов.

По правде, стоило только ему поднажать, и через пять минут он был бы в школе. И, если Эннэша ничего не скажет и смолчит классная, может еще и обойдется.

Юрка в раздумье присел на ступеньки крыльца, лаская щенка.

Пахло укропом, привядшими гроздями отцветшей акации, чем-то еще душистым. Этот запах всегда присутствовал в начале беззаботных летних каникул… Тревога на минуту покинула Юркино сердце. Он представил, что совсем скоро созреют крыжовник и тютина, наберут сладость черешня и клубника, заалеет вишня и побуреют жерделы, и только успевай тогда хозяйкам отбивать набеги на сады неугомонной ребятни. И кабы не было своего, а то ведь в каждом дворе, особенно на их улице, виноградные и фруктовые сады.

Щенок щекотал ноги, жмурил влажные глаза. Вздохнув, Юрка пошел в школу более длинной дорогой, оттягивая свое появление перед директором.

Он уже представлял, как Севрюков, поставив его навытяжку, скажет, обдавая резким запахом табака: «Если твои прежние выходки, Калачев, как-то можно оправдать, то сегодняшняя — из ряда аполитичных, и тебе не место в советской школе».

Потом его вызовут на педсовет, а это самое страшное… Никто за него там не заступится и не образумит Севрюкова, что Юрка на уроке географии не хулиганил, а наоборот, правильно отвечал у доски. Кто же знал, что именно в тот самый момент, когда географичка попросит Юрку показать на карте остров Свободы, он, не видя вошедшего директора, ткнет указкой в Японию… В классе все на секунду замерли, затем рассмеялись. Учительница сконфуженно отправила Калачева на место, и тот заметил, как задрожала ее рука, выводящая отметку в журнале.

До отца Севрюков, видимо, дозвонился тотчас. Во всяком случае Василий Афанасьевич, собираясь после работы на огород, спросил зачем его вызывают в школу. Но, как всегда, спросил равнодушно, занятый больше изучением кошелька.

— Затянем, ребята, пояски, — неведомо к кому обращался он, пересчитывая деньги.

Юрка придал мало значения тому, что отец по пути домой купил с десяток бутылок молока. И вот теперь, проходя мимо продуктового магазина, он невольно задержался, услышав о подорожании.

Говорил, страшно картавя, пожилой дядька. Он загибал пальцы, называя новую цену.

— Пигожки с ливегом, — согнулся крючком указательный палец. — Ажнак пятнадцать копеек.

— Вместо четырех! — ахнула одна из женщин.

Пирожки с ливером, или, как их называли мальчишки, с котятами, Юрка не любил. Но личные пристрастия были ни при чем.

— Двойка по арифметике, дедуля. Если все возрастет на треть, значит и пирожок дороже пяти с половиной копеек не потянет.

Дядька озадаченно замолк, а женщина раздраженно отмахнулась от Юрки:

— Математик выискался. Станут из-за твоих дурацких расчетов полкопейки вводить.

«Я же и виноват», — усмехнулся про себя Юрка и, приметив издали Марьяну, — классную из восьмого «а», — спрятался за дерево. У него сомнения не было, что Марьяна Львовна догоняет своих учеников, но вот ушел ли Эннэша, следовало выяснить.

По тому, как громко переговаривались пацаны, гоняющие мяч, Юрка догадался, что Севрюкова нет, и не таясь направился к стайке ребят, примостившихся на короткой лавочке.

Заправлял компанией второгодник Куцый, лениво перебирая струны гитары. Видимо, Марьяна безуспешно уговаривала его идти со всеми, но Куцый наотрез отказался, напросившись помогать завхозу.

— Гоп-стоп, Марьяна, пирожки-сметана, — с чувством выкрикнул Куцый и ударил по струнам.

Юрка не сразу заметил из-за его спины стриженую голову Генки Моха. Одноклассник украдкой курил, поглядывая на окна школы.

Ростом Генка с мал ноготок, и завхоз Кузя насмешливо наблюдал за ним, стоя у дверей раскрытого гаража.

— Тебя спрашивали, — с облегчением выбросил окурок Генка. — Эннэша прямо лютовал.

— А ты зачем остался?

— Кузе помогать. Из трех классов десять человек оставили.

— Буду одиннадцатым, — беспечно улыбнулся Юрка. — Один черт дир меня найдет. Пусть уж тут распинает, чем на виду у полшколы.

Куцему начхать было на всех воспитателей. Он вовсю смолил беломор, тряся в такт головой:

Мы плывем по Уругваю,

Ночь хоть выколи глаза,

Слышны крики попугаев,

А-а-безьянни голоса.

Плечистый его дружок Бабошка зашивал на коленях сеть.

— Сёдня идем с братухой на Караич. В прошлую субботу мешок рыбы принесли. И раков таза два… Раки толканули. В Мишкине на станции. Видно, приезжим. Трояк новыми отвалили.

Кузя велел ребятам сортировать доски.

Куцый, оставив без внимания команду завхоза, истошно заверещал:

Там, где обезьяны,

Там хавают бананы,

Там, где диких негров

Племена живут…

— Какие с гвоздями — откладывай в сторону, — суетился Кузя.