Длинный трехчасовой фильм разделился для Юрки на две части. В первой присутствовала только Майка, он, не таясь, смотрел на нее, во второй были лишь польские рыцари, похожие на русских средневековых воинов.

Майка язвительно отметила это, и Юрка не нашелся, что ответить.

Он скованно чувствовал себя на центральной улице под пристальным, казалось, вниманием прохожих, а Майка, наоборот, вела себя вызывающе, весело затрагивая знакомых.

В своей тарелке он почувствовал себя вечером, но лишь до того мгновения, когда Майка, рассказывая о чем-то, допустила выражение, свойственное кругу мальчишек. Юркино очарование тотчас ушло. Майка показалась ему обыкновенной озорной девчонкой, не чурающейся мальчишеской компании.

Клименко сдала в учебе, и перед окончанием третьей четверти Антуанетта назначила старостой другую девочку.

После весенних каникул возле Майки стал вертеться еще один девятиклассник, разбитной и смазливый. Майка будто и сторонилась его, но Юрка понял: сдержанность ее фальшивая. В парне с избытком было того, чего так не хватало ему — молодецкой удали и нахальства.

И вот теперь Снегирь ненароком затронул Юркину не совсем зажившую болячку.

— Стоило бы ради кого-то наряжаться, — как можно равнодушнее заметил Калачев.

— Она, кажется, пришлая?

— Два года в нашей школе.

— Короче, она раньше за одним суворовцем бегала.

Во рту у Юрки пересохло.

— Мог и натрепаться твой суворовец-нахимовец.

— Железно, — как о факте, не вызывающем сомнения, сказал Снегирь. — А я хочу стильно одеваться не из-за этих сверистелок, а чтобы к самому себе было уважительное отношение.

— Станут дразнить стилягой.

— Ошейник пять лет носил — никак не обзывали, а хорошо оденешься — косятся.

— Так в пионеры каждого принимают.

— Ты еще не комсомолец?

Юрка пожал плечами, мол, чего торопиться… Отличников в их классе всех приняли. А из хорошистов Антуанетта выбрала его закадычного друга Сергея Вертоусова.

Юрка тоже готовился к приему и даже почитывал Устав ВЛКСМ. Но на Совете дружины пионервожатая, с одобрения Эннэши, с удовольствием перечислила все Юркины шалости.

Когда Майка посекретничала с ним об этом, Юрка отнесся спокойно. Но сейчас, представив в лицах собравшихся в пионерской комнате, он вознегодовал. Обыкновенные людишки перемывали чужие косточки, считая себя вправе на это. О пионервожатой — гнусной подхалимке — он тоже многое бы мог рассказать.

На миг Юрке стало очень обидно, что коммунизм обещали так не скоро. Настань он раньше, и все эти и подобные им вряд ли успеют перевоспитаться. И тогда уже не они, а их будут перевоспитывать.

— Жалко, что еще двадцать лет до коммунизма.

— Меньше. — Снегирь наморщил лоб, считая про себя. — Девятнадцать лет и четыре месяца. Нам стукнет по тридцать пять, а Эннэша будет прохлаждаться на пенсии.

И оба подростка, вспомнив, что их, наверное, давно ждет директор, испуганно переглянулись.

Дверь в кабинет Севрюкова была приоткрыта, и ребята услышали его ровный и, как всегда в минуты хорошего настроения, мелодично журчащий голос.

— Ругать вас пока не за что, беседую в качестве профилактики. Не маленькие, в седьмой класс перешли и отчет своим поступкам должны отдавать. — Снял трубку зазвонившего телефона: — Третий раз повторяю — соединитесь со мной попозже… Так вот, открытие детской площадки — забота не только педагогов. И вклад актива пионерии нашей школы более чем уместен. Мы разве не так договаривались?

— Договаривались, — виновато шмыгнул кто-то носом.

Снегирь отвел Юрку подальше от двери.

— Отличникам мозги прочищает… Песочницы, грибочки. Кому оно нужно?

Заглянув в учительскую, Юрка отпрянул, увидев свою классную руководительницу Аллу Георгиевну. Ей-то чего болтаться в пустой школе?

Алла Георгиевна вела историю. Но совсем не поэтому прозвали ее Антуанеттой, намекая на королеву Франции. Хрупкая, с тонкими чертами лица, жеманная даже с учениками, она выделялась среди остальных преподавателей. Не от мира сего классная была, тем не менее жуткая трусиха и плакса. Довольно часто ее большие зеленые глаза влажнели от слез, а нос некрасиво краснел.

Ребята на цыпочках вернулись к директорскому кабинету.

— А вы думали, раз лето, значит беспечное времяпровождение? — неутомимо журчал ручеек Эннэшиной речи. — Нет, лето — ответственная пора, и очень уместно называют ее пятой четвертью.

— Давай выручать малолеток, — шепнул Снегирь, — не то их дир замучит своей нотацией, — и приоткрыл дверь шире.

Но директор ничего не заметил, вдохновенно рисуя перед тремя навытяжку стоящими мальчишками захватывающую картину преобразования города.

— Цифрами сыпать неуместно. Приводите октябрятам конкретные примеры. И прежде всего, что уже в первом десятилетии будет построена ГРЭС и электрифицирована железная дорога. Представляете, — Севрюков повернулся к окну, куда послушно уставились разморенные духотой шестиклассники. — На смену дымящим паровозам придут сверкающие чистотой электровозы. Пригородные поезда заменят электрички. Пятьдесят минут — и ты, Виталик, в Ростове… С пуском ГРЭС Аксай перестанет замерзать, и Новочеркасск превратится в порт пяти морей. Не нравится тебе, Виталик, трястись по железке на Дон, садись с Петей и Вовой на теплоход. — Отличники польщенно улыбнулись. — В следующем десятилетии быт горожан коренным образом изменится. Рост благосостояния и сокращение рабочей недели…

Юрка прикрыл дверь. Он знал, что дальше Эннэша начнет описывать проект зоны отдыха за городом с искусственным водохранилищем и песчаными пляжами.

— Распелся, — подосадовал Снегирь. — Ты как хочешь, а я сваливаю домой.

В эту минуту из учительской почти бегом выскочила Антуанетта, развевая складки широкого сарафана.

— Николай Николаевич, — еще в коридоре зачастила она, — звонили из гороно — на заводе Буденного бастуют.

Севрюков, мысленно витающий где-то очень далеко, не сразу пришел в себя.

— Кто, не понял, звонил, — Буденный?

— Не электровозостроительном митингуют из-за повышения цен.

Снегирь уже не таясь заглянул.

— Сведения достоверные? — потянулся директор к телефону. — Может кто-то неуместно пошутил. — Назвав телефонистке номер, обратил внимание на Снегиря. — Подожди в коридоре.

Через секунду не скрывающие облегчения школяры выскочили из кабинета.

— Дела-а, — округлил глаза Снегирь. — Надо ехать на поселок.

Эннэша, выйдя с Антуанеттой, бросил на ходу:

— Завтра, в восемь ноль-ноль, чтобы были у меня с родителями.

Он шел, чуть покачиваясь, и Антуанетта семенила рядом, заглядывая в лицо.

— Куда петух, туда и курица, — поглядел им вслед Снегирь. — К начальству чесанули.

Юрка, обрадованный таким поворотом событий, предложил вначале перекусить в институтской столовой, а потом уже ехать на поселок.

Снегирь выудил из карманов два пятака.

— Финансы поют романсы.

— Возьмем по тарелке первого, а хлеб дают бесплатно.

Они уже сворачивали к институтскому парку, намереваясь проникнуть туда через отогнутые прутья ограды, когда Юрка, к неудовольствию Снегиря, остановился.

— Это же Серый… Ты куда? — окликнул он Сергея Вертоусова, торопящегося в центр города.

— Купить сахарной пудры. Завтра у Таньки день рождения.

— Подождет твой торт, — вспомнил Юрка, что отец друга работает на электровозостроительном. — Батя не приехал?