– Позовите Пьетро, – поморщился Карло. – Нет, лучше отведите к нему этого… полнокровного.

– Господин маршал, вы меня прощаете? – толстяк торопливо поднял опрокинутый стул и принялся обтирать сиденье ладонями. – Прощаете?! Я болен… Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта бол…

– Иди уже, – поморщился Карло. Ставро, пряча глаза, торопливо одергивал полы мундира. Делать в приемной больше было нечего, но маршал отчего-то так и стоял, держась рукой за дверной косяк, а потом раздался полный жути звук. Негромкий, низкий, рокочущий… У служебной дверцы рычала собака. Калган. Обычно приветливый пес вытянулся в струнку, обнажив клыки, и в его горле яростно клокотало.

– Вы… – на вцепившемся в ошейник Пагосе не было лица. – Вы, господин Зервас… были в усадьбе… Это вы увели Горту и Близняшу… Вы знали, где кто… Господин граф не продавал лошадей. Никому!

– Чушь! – вновь окрысился толстяк. – Бред!

Рычанье стало громче. Прежний мохнатый увалень исчез – вместо него скалился завидевший смертельного врага боец. Уже не просто скалился – пес бросился в комнату, рывком втащив за собой бледного, как полотно, хозяина. На лестнице что-то зазвенело, в дверном проеме мелькнул Микис. Любопытный балбес так и не убрался.

– Вон! – если Калган рычал, то Ставро лаял. – Дерьмо!

– Это вы!

– Выжил, да?! Выкормыш сучий!

– Прекратить! – Капрас понимал все меньше. – Бацута!

– Калган помнит… Помнит запахи… вы оставили запах… вы там были… С мародерами…

– Пагос, что ты хочешь сказать? – А ведь Пьетро говорил! Говорил, что в Речной Усадьбе нечисто, но чтобы этот тюфяк?!

– Господин маршал… – Парень обернулся на голос, но пес смотрел лишь на Ставро. Как на волка, крадущегося к загону с жеребятами. – Господин граф не продавал Горту! Ее хотели увести… Не вышло! Тогда… Калган! Калган, да стой же!

Посланец Бааты знал, что говорил! Саймуры не зря славились свирепостью, и зло они, похоже, помнили в самом деле. Пагос из последних сил, упираясь, удерживал рычащего зверя, и выглядел парень ошеломленным – похоже, любимца в таком расположении духа он видел впервые.

– Спокойно, – рявкнул Карло в первую очередь себе. – Пагос, я тебя слушаю.

– Господин маршал, вот этот господин… Он и его люди! Они крадут лошадей…

– Крадут?! Ублюдок, ты у меня сейчас… К своему графу жареному…

Белые глаза на красной роже, выхваченный нож, площадная брань, собачий рык, собственный голос, приказывающий уняться. Куда там! Косой, отпугивающий взмах руки, блеск широкого лезвия, рывок к двери. Выстрел и визгливый рев в ответ:

– Дорогу! Прикончу-у-у!!!

Голова, даром что маршальская, еще не понимает, тело само уворачивается от несущейся туши с клинком. Шпаги нет, зато у камина – кочерга. Схватить ее и обернуться – пара мгновений.

– Караул! Сюда!!! – Йорго с обнаженным палашом в руке загораживает начальство, но беломундирный ком злобы теперь катится назад, в столовую. Отлетает в сторону тяжеленный стул, что-то бьется, что-то просто звенит, а Ставро уже у окна. Багровые лапы сбрасывают фуксии, рвут занавеску, вцепляются в раму, сбоку стремительно вскидывается на дыбы что-то светлое.

– Назад! – Осаженный окриком и вытянувшимся в струну ремнем пес так и замирает на задних лапах. – Назад!

– У-убью-у-у! Пащенок!

Жаба с ножом оборачивается, она больше не хочет бежать, ей нужна кровь, кровь Пагоса. Это понимает маршал, это понимает Калган. Рычанье, новый рывок. Сейчас достанет, и отлично!

– Калган! Наза-а…

Бело-желто-красная туша, хрипя и суматошно дергаясь, сползает по простенку, сероватая обивка расцветает здоровенными красными пятнами, кагеты так рисуют пионы… Калган словно бы всхохатывает, смех переходит в скулеж и обрывается. Ставро, без сомнения, мертв, окно цело, горшки разбиты, рассыпавшаяся земля втягивает щедро разливающуюся кровь.

– Нож, – шепчет Йорго, – бросили… бросил…

Опомнившийся Пагос хватает собаку за ошейник, все еще качается шнур от занавесей, тень серой змеей ползает по морде покойника. В проеме кухонной дверцы – Пьетро, вызвали-таки; за плечом монаха упорный Микис, стоит, таращится, ни кошки не соображает. Везунчик он все-таки! Считай, второй раз заново родился…

– Господин маршал, прошу простить… Я… Калган…

Пагос, зажимая рот, бросается вон, следом, едва не сбив разинувшего рот слугу, летит пес. На чистом полу алеют следы, запах крови мешается с запахом лимона и каких-то приправ, на главной лестнице топают и звенят железом драгуны. Проснулись!

– Пусть станут здесь, – на то, чтоб вернуть кочергу на место, Карло хватило. – Конвою… из Речной Усадьбы пока ничего не говорить. Леворукий знает что… Пьетро, вы опоздали, ему уже пустили кровь.

– Это сделал я, – смиренный брат входит в комнату. – Калган имел полное право на месть, Ставро Зеврас в самом деле убийца и пособник убийцы, но следов от собачьих клыков на нем остаться не должно.

1

Новость была из тех, о которых начальству докладывают немедленно, однако вид несущегося карьером командира разведчиков вызывает законное любопытство как у солдат, так и у полковников. При отсутствии генерала последнее может изрядно помешать, но тащиться шагом или давать хорошего кругаля по незнакомой равнине?! Арно тихонько ругнулся, Кан, искоса глянув на хозяина, топнул ногой, предлагая пробежаться, и хозяина осенило. Спустя секунду мориск сорвался в галоп, спустя минуту Арно, лихо махнув шляпой авангарду, картинно завалился на конскую спину. Выпрямился, встал в стременах, перекинул тело на одну сторону, на другую, снова встал, вскочил на седло, взмахом шляпы приветствуя следующий батальон… Застоявшийся Савиньяк от радости, что корпус наконец выбрался из вымотавших все жилы горок, пустился во все тяжкие. Одно слово, молодость!

Кан летел, Арно шиковал, в перерывах между фамильно-морисскими трюками поминая выверты судьбы… или войны… или еще кого! Когда искали Вольфганга, мотались по горам, не видя дальше очередного каменистого склона. Зато сейчас вывалились на голое плато, где вытянувшийся колонной корпус прекрасно виден кому угодно. Например, разведчикам горников, которые вот-вот появятся с юга. Ну вот какого кота драного гадов принесло именно сюда и именно сейчас?!

«Спруты» показались, когда взмокший Арно почти решил, что с него хватит. Мориск, замедляя бег, недовольно, но послушно свернул к полковому знамени, у которого, как обычно, шел Валентин. Савиньяк наскоро обтер разгоряченное лицо – что через полчаса станет очень холодно, он понимал, но сейчас хотелось сорвать с себя все до рубашки и упасть в замечательный белый снежок, почти прикрывший симпатичнейшую сухую травку. Вот Кан, тот мог еще бежать и бежать.