Орландо ставит фонарь на пол — разумно. Но огонь в камине разжигает такой яркий, что я невольно задаюсь вопросом: он мёрзнет или его колотит от случившегося?

— Не безрассудно ли — столько света? — спрашиваю всё же, наблюдая, как и Рени присаживается рядом с благородным отпрыском и протягивает руки к языкам пламени.

— Нет, — в его идеальном профиле — безмятежное спокойствие. Кажется, он отдыхает и наслаждается. Тишиной. Теплом. Девушкой, что сидит с ним рядом. — Сторожка полностью заросла плющом. Проверено не раз: чтобы увидеть огонь, нужно подобраться слишком близко. А чтобы найти это место, нужно знать, где искать. Думаю, никто не будет прочёсывать окрестности. Они убили всех.

Я всё же пытаюсь понять: знает Орландо что-нибудь, умело притворяется или настолько безрассудно глуп? Но он зашторен наглухо, как мундир на сотню пуговиц под самое горло.

— Наверное, нужно объясниться, — рискую нарушить тягостное молчание. У Рени слёзы висят на ресницах. Капают крупными каплями. Она и не пытается их прятать. Скорбит о миссис Фредкин. Это неправильно.

— Вы хотите рассказать, мистер Тидэй, как выжили, получив кучу пуль в грудь и живот? Мы охотно вас послушаем, — язвительность из Орландо летит, как клубок змей. Зубы только коротковаты, чтобы прокусить мою шкуру. — Или, может, поделитесь, как умудрились закрыть меня собою? Помнится, находились вы далеко позади. А я как-то не привык такие вещи забывать.

— А я думал, мистер Фольи, вы поделитесь соображениями, почему всех ваших людей завалили, словно беспечных кроликов. Тем более, что вы понимали всю степень опасности после того, как вас пытались убить на борту корабля. По-моему, это намного важнее, чем нездоровый интерес к моей очень скромной персоне.

— Откуда мне знать? Может, это ваш шлейф? — огрызался щенок мастерски. Пусть выговорится. — Я не нахожу причин, по которым бы меня следовало маниакально преследовать.

Я картинно приподнял брови, не скрывая ухмылки.

— Не слишком ли сложно? Я бы мог спокойно прихлопнуть вас сам. А вместо этого дважды спас вашу жизнь.

— Спектакль на публику, чтобы втереться в доверие.

— Зачем? Ещё несколько дней назад я понятия не имел о вашем существовании.

— Перестаньте, — устало попросила Рени и вытерла мокрые щёки ладонями. Нам нужно решать, как быть дальше, а не ссориться. И, как хотите, а я хочу вернуться назад. Мы поступили бесчеловечно, оставив всех бедняг там.

— Рени, — я не видел причин скрывать истину. — Они живы. Убить по-настоящему пытались только Орландо.

— То есть? — девушка опешила и покачала головой, не веря моим словам.

— Иглы с сонным зельем. Для всех. И пули для Орландо.

— Не понимаю, — она потёрла лицо руками, пытаясь прийти в чувство. — Ничего не понимаю, — а потом сникла, осторожно прижимая мерцателя к себе. — И только миссис Фредкин убилась по-настоящему.

— Не убилась. Спит, как и все. Просто сон глубокий. А в панике сложно понять, жив человек или нет. Дышит или нет. Тем более, что от этой дряни все реакции организма подавляются.

— Кого ты слушаешь! — взвился доновский сын, показывая, что не так уж он спокоен, как кажется внешне. — Он же врёт через слово!

— Нет, — твёрдо возразила Рени и пояснила: — Гесс не лжёт, а я ему верю.

— Ты слишком наивная, — мягко колыхнул ресницами этот прекрасный принц. — И совершенно не разбираешься в мужчинах. Иначе ни за что не выбрала бы его в партнёры.

— Если бы не твой отец, — огрызнулась Рени, — мне бы вообще не пришлось бы ни выбирать, ни ехать сюда.

— Не мой отец похитил твоего, — несгибаемая логика Орландо в действии.

— Но твой спрятал его в своей гробнице и вынудил меня принять идиотские условия!

Рени сверкала глазами и разошлась не на шутку. Если пойдёт так дальше, они подерутся. Как дети, не поделившие игрушки.

— Предлагаю остыть и помолчать, — даже давить на них не пришлось — так зловеще прозвучали мои слова. — Никому не на пользу эта ссора. Нам сейчас нужно думать, как выбраться из непростой ситуации, а вместо этого мы ругаемся и подозреваем друг друга. Строим какие-то нелепые предположения. Нужно объединиться, а не скандалить и высматривать, куда пнуть побольнее.

— Как можно объединяться, если я тебе не верю? — Орландо снова перешёл на стальные тона. Такие метаморфозы вызывают невольное восхищение. Только что он злился, а сейчас изображает из себя бездушный ледяной столб. — Это Рени ты можешь морочить голову сколько угодно. А на меня твои чары не действуют. И то, что ты меня спас дважды, скорее подозрительно, чем вызывает доверие.

Логично, — не стал спорить я. — Есть несколько вариантов развития событий. Можешь отправляться покорять мир в одиночку. А мы с Рени найдём способ, как отсюда выбраться.

— Издеваешься? — Орландо презрительно щурит прекрасные очи и брезгливо кривит губы. Вам без меня не найти замок. Да и не приблизиться тоже.

— А кто сказал, что мы его будем искать? Есть тысяча и один способ вызволить человека из неволи. И для этого совершенно не обязательно добывать милые сердцу твоего батюшки бирюльки.

— Почему ж ты тогда отправился в путь?

— Потому что, — я уставился в огонь и вспомнил, зачем поддался на эту авантюру. Потому что подумал, что найду здесь путь домой. А это означало, что наш спор зашёл в тупик. Нам не обойтись без Орландо. А ему, как бы он ни бодрился, не обойтись без нас. Круг замкнулся, а мы так и не смогли найти компромисс.

Рени

У Гесса такой вид, словно его приложили кирпичом по голове. Вот сейчас он не скажет правду. Что скрывается за его молчанием?

Как-то нужно помирить этих двух твердолобых ослов.

— Сделаем так, — нарушаю я нестойкую тишину, — выспимся, подумаем, остынем. Вы как хотите, а утром я отправляюсь назад. Там моя Герда. И если она жива, я должна помочь ей. Ты уверен, что они живы? — я пытливо заглядываю в тёмные глаза Гесса. Он выныривает из своих дум.

— Уверен.

— А там ещё одна ловушка. Все погибли, Рени, — Орландо упорно гнёт своё. — Слушай больше специалиста по сонному зелью. Фантазёр.

Он пренебрежительно фыркает, и хочется встряхнуть его, чтобы успокоился.

Гесс лениво улыбается. А затем протягивает руку ко мне.

— Повернись, Рени.

Не знаю, что у него на уме, но я так устала, что послушно оборачиваюсь к нему спиной. Он шуршит в складках моего плаща, который я так и не сняла. Он до пят. А мне холодно. К тому же ноги у меня теперь босые. Неприлично показывать их в обществе двух мужчин. О том, что один из них прикасался ко мне совершенно бесстыдно, я стараюсь не думать.

— Это тебе подарок, Орландо, от фантазёра.