— Я снова подвёл, — мучительно горько кается Джако, — не успел, не защитил. Они опять хотели убить тебя?

— Всё хорошо, все живы, — обманчиво мягок Орландо. — Хотя один из нас должен быть мертвее не бывает.

Джако хмурит брови и становится совсем не похожим на своего хозяина. Глазки меньше, цепкие, как две кобры в кустах, что готовы кинуться и укусить.

— Он прикрыл меня собою, — едва заметный кивок в мою сторону, — ему досталось не сонное зелье, как всем, а шесть пуль, предназначенных для меня. Однако он бодр, весел и путается под ногами. Смущает девушку и лезет, куда не просят.

— Убить? — Джако кровожаден в своей лаконичности.

— Не спускать с него глаз, — командует доновский сын. — Сомневаюсь, что его можно убить обычным способом. Если его пули не берут, отрава не косит, вряд ли ты с ним справишься.

У Джако глаза лезут на лоб. Я вижу, как из смуглого он становится болезненно жёлтым, как невольно отшатывается в сторону, не сумев совладать с собою.

— Бессмертный?.. — он произносит это так тихо, что вряд ли кто услышал.

— Не знаю, — задумчиво цедит красавчик. — Байки это всё, Джако.

Телохранитель трясёт головой так, что я опасаюсь, как бы из неё мозги во все стороны не разлетелись брызгами.

— Нет, нет, нет! — твердит он, как заведённый и накладывает большим пальцем крест — истово, с настоящим фанатизмом.

— Прекрати, — играет желваками Орландо и сердито сверкает глазами. Кажется, Джако этого взгляда боится больше, чем мифического бессмертия. — Мы уже давно выросли, что за блажь верить бабушкиным сказкам?

— Но он жив и здоров после шести пуль, — возражает Джако. Он уже пришёл в себя и натянул на лицо маску спокойствия.

— С этим не поспоришь. Поэтому не своди глаз, прошу. А там разберёмся. Бессмертный он или ещё какой, я не позволю ему ломать мои планы. Об остальном поговорим позже.

Конечно, о главном никто посреди луга рассказывать не станет. Я и не надеялся. Но того, что услышал, хватило выше крыши. Есть о чём подумать и чем заняться.

Ох, не прост этот щенок, очень не прост. А я-то наивно считал его папенькиным сынком, рохлей, не способным постоять за себя. Приятно иногда ошибаться. И тем интереснее будет его проучить.

Плохо только, что мои мрачные размышления не ускользнули от острых глаз Рени. Девчонка вытянула шею и обеспокоилась. Улыбка потухла на её губах. Вот же, шаракан! Пытаюсь справиться с собою, но поздно: Рени напряжена, и я опять слышу сотни вопросов, что уже роятся в её голове, как трудолюбивые пчёлы. Однажды она меня покусает ими. Не даст шанса увернуться.

Кстати, о Шаракане. Эта горе-свита вещала, размахивая руками, как граблями, что лошадей они не нашли — по всей вероятности, их украли те, кто напал на нас.

Кривлю губы: они и не искали как следует. Лгали, трусливые охранники. Побоялись сунуться дальше, решив, что ни один конь не стоит их жизней. Впрочем, пара тройка горячих и молодых готовы были рискнуть, но их отрезвил вон тот командир — суровый дядька с унылыми усами до воротника. Тёртый калач, как говорят на Иброне. Возможно, он и прав: человеческая жизнь хрупка, а они и так были на волосок от смерти.

Я расправил грудь, вдохнул глубоко и прикрыл глаза. Со стороны кажется, что я подставляю лицо солнцу. Наслаждаюсь бытием. На самом деле, я послал мысленный приказ, ожидая, когда отзовётся мой конь. Этот никому не дастся. Ни друзьям, ни врагам. Он мой. Теперь он мой. Как и Рени. Последняя мысль настолько ярко прошила меня от макушки до живота, что я дрогнул, задохнувшись. Чудом не сложился пополам.

В груди мягко толкнулось. Это не сердце, нет. У кровочмаков этот орган так же мёртв, как и всё остальное. Застывшая навсегда биомасса. Я вдруг ощущаю такую горечь, что чудом сдерживаю гримасу отчаяния. С чего бы? Меня всё устраивает. Я не человек, да. И никогда не жалел об этом. У каждого своя Обирайна, и кто я такой, чтобы спорить или желать её изменить?

В груди становится щекотно от вибрации. Это не сердце. Это всего лишь мой Шаракан отозвался. Мчится, как ветер. Люди вокруг наконец-то угомонились и готовы ехать дальше. Орландо услужливо подвели другого коня. Я такой чести не удостоен. Я должен сесть в пролётку к Рени и миссис Фредкин? Или плестись пешком следом?

— Мистер Тидэй, — холодно кланяется мне Джако. — К сожалению, лишних лошадей нет. Я предлагаю вам отправиться в путь со мной. Мой тяжеловес спокойно выдержит двух всадников.

Поезжайте, — машу я рукой. — Я догоню вас. Процессия уже тронулась. Рени встревожено оборачивается. Она беспокоится обо мне, и от этого становится хорошо, словно меня омыли в горячем источнике. Она пререкается и спорит с возницей, что-то доказывает и упрямится. Моя беспокойная девочка. Прикрывая глаза, я медленно выдыхаю. Это сильнее меня. Нет сил сопротивляться, но я смогу. Кровочмаки бездушные твари. Безжалостные и холодные. Нет места эмоциям и страстям. И мне даже мысленно не стоит…

Додумать не успеваю. Чёрной молнией, задрав хвост, несётся исчадие ада. Цилийцы ахают и лопочут. Джако переминается рядом. У него приказ, и он не отстанет от меня ни на шаг. И это правильно: хозяина нужно слушать. Беспечный Орландо: его дважды чуть не грохнули, а он недальновидно даёт распоряжение своей личной охране следить за чужаком. Нет, я поторопился в оценке его мозговых способностей. Дураком помрёт, если и дальше будет настолько легкомысленным. Впрочем, он тоже мнётся неподалёку, наблюдая, как мой красавец мчится на неслышимый для людей зов.

Раздуваются ноздри. Грива стелется за ветром — чёрная и блестящая. Глаза налиты кровью. Копыта безжалостно выворачивают комья земли вместе с сочной травой. Бока ходят ходуном. Как он прекрасен!

— Инферно! — кричит в восторге статный красавец, что впервые подвёл ко мне этого неукротимого жеребца. Я вижу, как он кидается навстречу. Бросаюсь ему наперерез. Только трупов нам сейчас не хватало. Останавливаю рукой, не давая приблизиться к дикому необузданному животному.

— Он мой! — рычу, наслаждаясь сумасшедшей статью и напором, энергией, что так и пышет от лоснящегося тела. Конь встаёт на дыбы, ржёт норовисто и дерзко перебирает в воздухе передними ногами.

— Инферно! — в голове юнца растерянность. Поздно. Ты проиграл ещё на старте, когда шутки ради и коварству благодаря подвёл ко мне жеребца.

— Шаракан! — произношу с любовью, и чёрный властелин, фыркая, тычется мордой мне в ладонь. Не ласково — грубо, с силой, но от этого только слаще его явная радость. Он ждал. А я слишком поздно догадался его позвать. Вскакиваю в седло и несусь вперёд. К шаракану Орландо. Я буду рядом с Рени, как и обещал.

Рени

Родовой замок — колыбель клана Фольи — встречает нас величественным равнодушием. Мрачное место — холодное и чванливое. Высокие потолки заставляют ёжиться. Всё в гнезде, откуда выпорхнул и сам дон Педро, и Орландо, пропитано стариной. Но не тёплой и уютной, а жутковатой.