Ксэнар выслушал все. И заговорил, лишь когда в комнате воцарилась тишина, а во мне не осталось слов.

— Значит, мага зовут Арис?

— Да.

— И он утверждал, что за одно лишь знакомство с ним тебя могли убить?

— Да. — Едва ли я была вправе задавать сейчас вопросы, но я все равно задала: — А это не так?

— Я не знаю никого по имени Арис, причинившего вред кому-то из эва.

— Ну… тут стоит кое-что объяснить, — пробормотала я, злясь на себя за то, что сразу не сказала о происхождении чернокнижника. Ксэнар сидел такой спокойный, вроде как ничуть не разгневанный открывшейся ему информацией. Это сбивало с толку.

Новость о том, что Арис эва и его мать когда-то была пастухом прошлого царя, Ксэнар тоже встретил с устрашающим равнодушием.

— У Нэсс был только один сын — Алсэр, — задумчиво проговорил он. — Он пытался убить моего отца. Когда ничего не вышло, Алсэр сбежал… Поисковый отряд долго разыскивал его в Топи. Мы думали, он погиб.

— Арис сказал, что просто сбежал из поселения. Ни о каком покушении…

— Разумеется, он ничего тебе не рассказал, — оборвал меня царь. Наконец я различила в его голосе раздражение. — Куда лучше в глазах наивной девушки выглядеть сиротой, чем несостоявшимся убийцей. Что еще он говорил?

Мне хотелось сказать, что я не наивная, но, кажется, это было бы неправдой.

— Что ваш отец отказался использовать Сердце Топи, чтобы спасти его мать.

— Это сердце? — Ксэнар постучал пальцем по камню, скрытому рубахой. — К тому времени, как стало известно, что Нэсс пропала, оно уже было в моей груди. Хотя его не должно было там быть.

— Как это?

— Род утверждает, что был проведен специальный ритуал по вживлению в мое тело Сердца Топи, но никто не может объяснить, в чем он заключался. По словам же моего отца, все это случайность. Сердце решили использовать только потому, что не знали, что делать. Последняя надежда — магия Топи. Никто не верил, что меня можно спасти… ох, Болотная Руда, я же был мертв! Но камень выскользнул из рук державшего его, упал в рану и сразу пустил корни.

Я похолодела, представив, как внутри Ксэнара, оплетая настоящее сердце и заставляя его биться, растут корни. Тонкие, гибкие и длинные.

— И… вам не было больно?

Я задала неправильный вопрос. Это стало ясно сразу. Ксэнар не хотел об этом говорить. Он помрачнел и вспомнил о главном: о причине, по которой я во все это ввязалась — о троне Зорцесвета и голове Аратана в качестве трофея.

— Что ж, Сердце Топи ты нашла, — зловеще сказал он и поднялся.

— Я не рассказала Арису об этом, — поспешно заверила царя, с ужасом следя за тем, как он, распахнув одну из дверц шкафа, изучает скрытое там оружие. — И не скажу.

— Отчего же? — Хуже всего было то, что понять, насколько он зол, не получалось. Голос Ксэнара был ровным и на первый взгляд спокойным, но от той едва уловимой интонации, с которой он говорил, бросало в дрожь. — Считаешь мой трон неплохой заменой?

Я не ответила, возмущенная несправедливым обвинением. Я была виновата и заслужила его недоверие и злость, но обидно все равно было.

Ксэнар выбрал нож в кожаных ножнах и повернулся, в упор глядя на меня.

— Я задал вопрос.

— Не нужен мне ваш трон! Никакой трон мне не нужен. Я мести хотела. Арис ее мне обещал. А Зорцесвет… это все ненужные последствия. Я не хочу править, только…

— Голову Пламенеющего, — понимающе закончил за меня царь. — Хорошо.

Он подошел и потянул нож из ножен, тот со зловещим шорохом легко выскользнул на свободу, норовя привычно лечь в родной руке. Только у Ксэнара для него была работа сложнее обычной… Протянув нож мне костяной рукоятью вперед, царь велел:

— Возьми.

Я подчинилась, неловко и опасливо приняв оружие. Стоило моим пальцам сжаться на теплой рукояти, как последовало еще одно указание:

— Задержи дыхание.

— Зачем? — опешила я. Причину мне открыли в ту же секунду: мы ухнули вниз, будто в трясину. На языке ощущался привкус застоявшейся воды — сбитая с толку, я невольно вдохнула в себя окружающей нас жижи. И на воздух, сдобренный терпкими ароматами благовоний, вывалилась, задыхаясь и откашливая воду, которой на самом деле не было.

— Предупреждал же, — досадливо цыкнул Ксэнар, придерживая меня за плечи.

— Что это было? — просипела я, все еще ощущая, как тина забивает горло.

— Ты желала мести, — напомнил Ксэнар.

Он хотел сказать что-то еще, но разбившаяся о нас огненная волна прервала разговор.

Я вскрикнула, зажмурившись и вцепившись в рубаху царя, совсем не готовая сгореть заживо.

Пламя прошлось в опасной близости, опаляя горячим дыханием, но не сжигая.

Опасливо приоткрыв один глаз, я с ужасом отметила, что огонь гудел вокруг нас, бессильный причинить хоть какой-то вред.

На ступенях, ведущих к трону, во всем своем пламенном величии возвышался Аратан, и языки огня горели в его рыжих волосах. Больше поблизости никого не было видно.

— Какая встреча, — сказал самопровозглашенный король. И огонь потух. На гладком мозаичном полу не осталось следов бушевавшей только что стихии, только тонкая линия высохшей тины, отметившая место встречи магии огненной с магией болот.

Аратан не выглядел удивленным. Спустившись на несколько ступеней, заложив руки за спину, он с интересом разглядывал Ксэнара.

— Как… мы здесь оказались? — спросила я тихо, когда первый шок прошел.

— Ты хотела его голову, — напомнил царь. — Мне нужно было только найти самый сильный огненный дар на территории дворца.

На короткое мгновение мне стало жутко. Людям совершенно точно стоило бояться эва. Их полукровки прислуживали в замке, в самых влиятельных домах страны, знали все секреты власть имущих… а их царь был способен преодолеть невероятное расстояние, используя в качестве точки выхода магический след одного человека…

Если бы эва решили захватить какое-нибудь королевство, им не понадобилась бы даже армия. Просто один ночной визит в покои монаршей особы… Да в заговорах им не было бы равных!

Я еще не знала, чего Ксэнару будет все это стоить, но не могла отделаться от мысли, что очень скоро мне за него будет сильно страшно.

— Вы же после этого выживете?

— После этого у меня не будет сил, чтобы свернуть тебе шею, — сухо сообщил Ксэнар.

— А очень хочется? — спросила я недоверчиво — царь совсем не был похож на того, кто мог разозлиться до такой степени, чтобы убить…

Глядя мне в глаза, царь медленно кивнул.

По полу, нарушая рисунок, тянулись тонкие тени, которые не мог отбросить ни один зажженный в зале факел, и мешались с тенью Аратана, делая его совершенно беспомощным. Пламенеющий понял это слишком поздно.