Только когда попробовал спуститься еще на одну ступень и не смог. Скучающая улыбка мгновенно сползла с его лица.

— Ты хотела его голову. — Царь подтолкнул меня вперед. — Так добудь ее.

— Мне следовало заподозрить неладное, когда никто не вернулся после ритуала, — говорить Аратан все еще мог. — Бедная маленькая принцесса… Кто бы мог подумать, что ты так опасна?

Я крепче сжала рукоять ножа и медленно двинулась в его сторону. Я знала, что он здесь делал. Один, в отсутствие свидетелей, изучал Хранителя, не желавшего отдавать ему корону. Еще при мне каменная статуя не единожды была опалена огнем. Ее пытались расколоть магией, потом молотом и даже топорами и мечами. Отрубить руки, удерживающие корону, и стереть их в пыль. Древняя магия оказалась куда сильнее Аратана.

— Кого ты привела с собой?

Рукоять жгла ладонь, и это было все, что я сейчас чувствовала.

Я почти не слышала, что говорит Пламенеющий, только видела, как шевелятся тонкие губы. Зрачки тлели, выдавая все его бесплодные попытки вырваться. Царь держал крепко.

Происходящее казалось нереальным.

Аратан был намного выше меня, а разница в несколько ступеней делала его вовсе гигантом. Единственное, что я могла себе позволить, — всадить нож ему в сердце. Или вспороть брюхо, или… После казни родителей у меня было много фантазий на эту тему.

Но как только появился шанс воплотить их в жизнь, я оцепенела. Медлила. Пару раз примерялась для удара, один раз надавила достаточно сильно, чтобы пустить ему кровь, которой все равно не было видно на пурпурном шелке одежды.

Аратан больше не пытался со мной говорить. Только смотрел. Без страха, с каким-то извращенным интересом… кажется, даже с восторгом.

Когда я в очередной раз занесла нож, он не выдержал:

— Я бы советовал перерезать мне горло.

— Что? — Сказанное им было настолько невозможным, что я просто не могла остаться равнодушной.

— У тебя дрожат руки. Если ударишь так, — он взглядом указал на отведенный для замаха нож, — и попадешь по ребру, можешь вывихнуть кисть. Если угодишь в живот, я буду умирать долго и некрасиво, но если перерезать артерию…

И руки у меня опустились. Я не могла убить человека, даже такого, как Аратан.

Он был скован, безоружен, в шаге от смерти и не боялся.

— Как же я вас ненавижу.

— Рагда, — поторопил меня Ксэнар. Требуя, чтобы я закончила задуманное или отказалась от мести.

Мне оставалось только вернуться к нему. Побежденной и жалкой…

Но Хранитель за плечом Пламенеющего привлек мой взгляд.

Во мне не было сил его убить, но я была способна создать множество проблем, которые, может быть, при должном его невезении, убьют Аратана сами.

Взлетев по лестнице, почти не чувствуя холода мраморных плит под ногами, я не раздумывая полоснула по руке ножом, выданным мне для мести, и накрыла окровавленной ладонью холодные пальцы статуи.

Голос дрожал, когда я заявляла свои права на корону, но Хранитель меня услышал, и неприступный символ истинной власти едва не свалился на пол. Я измазала золото и драгоценные камни кровью, мне было холодно, я, должно быть, выглядела очень глупо, в сорочке и с растрепанной косой стоя посреди величественного зала… Это было неважно.

Торжество поглотило меня с головой.

Прижимая окровавленной рукой корону к груди, в другой крепко держа нож, я сбежала по ступеням к Ксэнару.

И пусть Аратан сам объясняет, что стало с короной…

— Я бы тебя не пощадил, — донесся мне вслед голос Пламенеющего.

— Вы меня и не пощадили, — напомнила я, передернувшись от одного воспоминания о красных бусах. И смогла даже выдавить едкое: — Спасибо.

От облегчения кружилась голова, но острый приступ счастья быстро прошел.

Мы вернулись в поселение, в комнату Ксэнара, и все снова стало плохо. Ладонь болела, кажется, я полоснула слишком глубоко, царь был все так же мрачен, и под его тяжелым взглядом моя яркая радость оборвалась. Сорочка была испачкана кровью, корона была испачкана кровью. И я не знала, что с ней делать.

Первым на пол упал нож. Следом корона. Я стояла, вытянув руки вдоль тела, чувствовала, как на пол капает кровь, и смотрела на Ксэнара, не решаясь лишний раз вздохнуть.

Это длилось несколько мгновений.

Первым ожил царь. Отыскал где-то набор Ллэт, перебинтовал мою руку, убедился, что я просто бледная, а не предобморочно бледная, зачем-то выключил свет и, опираясь спиной о дверь, тяжело опустился на пол, буквально заперев меня собой в этой комнате.

В темноте камень под рубахой светился особенно ярко, и ткань не могла уже скрыть его сердитого мерцания.

Мне пахло кровью, руку дергало от боли, рану щипало от жидкости, которой царь щедро залил мою ладонь, ногам было холодно, а в груди пусто.

Я была кругом виноватой, слабой и никчемной, не способной даже достойно отомстить… пусть даже в предложенной царем мести не было ничего достойного.

Я должна была Ксэнару и его семье больше, чем когда-нибудь смогла бы отдать. И все, что могла сейчас сделать, — неблагодарно потревожить одиночество царя.

Он не возражал, когда я села рядом и привалилась к его плечу.

И слабо поморщился, когда я заговорила:

— Я была прикована к дереву и понимала, что не доживу до рассвета, что еще мне оставалось делать? Арис предложил мне спасение и месть, попросив взамен вещь, о которой я не имела представления. Я ведь тогда не знала, что он задумал и что такое на самом деле Сердце Топи и… где оно будет спрятано. — Я покосилась на царя, казалось, он начал светиться ярче. Тонкие сияющие нити поднимались из-за ворота рубахи по шее. — А когда все узнала, было уже слишком поздно.

— Если ты считаешь это достаточным оправданием…

— Не считаю. — Я была не в том положении, чтобы перебивать его или что-то просить, но последняя надежда на безболезненный исход все еще теплилась в моей груди. — Но я прошу дать мне второй шанс. Помните… помните, вы мне царскую награду обещали? За спасение?

Ксэнар фыркнул, не зло, устало и будто поражаясь моей наглости.

— За спасение от нечисти, которую ты натравила на поселение?

— Не я. Арис. Я ничего не знала и сама очень испугалась.

— Рагда, ты понимаешь, что тебе грозит за все то, что вы с магом сделали? — Несмотря даже на то, что он потратил столько сил, чтобы дать мне возможность отомстить, Ксэнар не хотел меня прощать.

Очень странный и очень нелогичный эва.

— Если я все правильно помню, судить меня будут Топи?

Кажется, помнила я что-то не так. Царь странно посмотрел на меня:

— Ты бы рискнула?