Мануэль пропускает ту часть истории, когда он отправился на полуночную мессу со своей матерью в канун Нового года – но внезапно, в половине пятого утра, Питер Мануэль провожает домой девушку после танцев. По пути домой он вспомнил, что у него есть ключ от дома Смартов, а в доме есть бутылка виски, поэтому, вместо того чтобы вернуться к себе домой, он просто отправился туда, чтобы выпить еще. Он весело рассказывает присяжным, что, хотя был Новый год, он не был «в стельку пьян», а просто очень пьян. В тихом бунгало он нашел три бутылки виски на серванте и бутылку шерри. Он никогда раньше не видел такой марки шерри: «Романо кабана». Попивая виски, Питер заметил, что в доме царит некоторый беспорядок, и в голову ему пришло, что Смарты все-таки не уехали на праздники.

Он пошел в прихожую. Открыл дверь спальни Майкла Смарта и увидел «кого-то в постели». Он отправился в спальню мистера и миссис Смарт и увидел, что они спят на кровати. Поэтому он включил свет. И тут увидел повсюду кровь. Они оба были мертвы, и у мистера Смарта в руке была «Беретта».

Мануэль пошел и посмотрел на мальчика. Тот тоже был мертв. Мистер Смарт убил сына и жену, а потом пустил в ход пистолет против себя самого. Мануэль описывает сцену: «Подойдя к постели и наклонившись над ней, вы увидели бы кровь на обоях как раз с его стороны, и на подушке тоже была кровь».

Поняв, что путь пистолета проследят и выйдут на него, Мануэль, не желая быть впутанным в это дело, взял пару перчаток и прошел по дому, вытирая свои отпечатки со всего, к чему мог здесь прикоснуться. Он взял пистолет и вытер и его. Затем посмотрел на мертвую пару. «Вы бы просто оставили их там, и это было бы нормально, но они выглядели такими неприкрытыми…» Поэтому он заправил одеяла им под подбородки.

Потом Питер должен был уйти, но в доме был «тигр» – кот, который не давал ему прохода. В доме не оказалось молока, поэтому Мануэль нашел в шкафу банку «Китикэта». После чего заметил консервированного лосося и подумал – что ж, теперь никто другой не будет это есть. Поэтому он дал коту лосося.

После он взял машину Смартов, уехал и выбросил «Беретту» в Клайд с подвесного моста, в том же самом месте, где спрятал «Уэбли» для Таллиса. Вот почему он смог рассказать копам, где и то и другое оружие.

Инспектор Гудолл и инспектор Макнил сидят в суде, ожидая, что главную роль отведут первой странице «Дейли рекорд», но она ни разу не упоминается. Мануэль лжет, как ребенок, добавляя эпизодические роли, делая дополнения в описании, когда осознает, что история не имеет смысла: а потом – а потом – а потом. Он сплетает ложь, а после бросает ее. Он рассказывает ложь наполовину, как вдруг резко возвращается обратно или забывает, о чем говорил.

Он не лепит свою историю, сперва вводя персонажей, а после упоминая их, чтобы они вели себя последовательно. Появляются новые люди, никогда не упоминавшиеся прежде, и оказываются причиной жизненно важных событий, после чего испаряются. Некоторые действующие лица даже имеют символические имена: «мистер Браун», «девочка в больнице». В историях Мануэля все действуют не в соответствии со своими характерами.

Полиция тупа.

Все верят в Питера.

Он дает себе хорошие реплики, а потом останавливается, чтобы похихикать над собственными остротами.

Присяжные ненавидят его.

Он видит, что они слушают, озадаченные его неуклюжей редактурой, его напыщенностью, его псевдологичными аргументами.

Присяжные ненавидят его не только потому, что он убил множество людей, но и потому, что он рассказывает им такую глупую историю. Плохая история раздражает, но очень плохая история оскорбляет. Он что, считает их тупицами? Он что, сам тупой? Он явно не глуп. Он – это что-то, но они не знают, что именно. С ним явно что-то не так.

Мануэль ничего этого не чувствует. Он – Другой Возможный Питер и думает, что присяжные в таком же восторге от него, как он сам. Другой Питер мило проводит время, болтая, болтая, болтая. Впервые в жизни он чувствует, что его слушают.

Он не ощущает, что чувствуют другие люди.

А эти другие люди чувствуют себя оскорбленными, им скучно, они негодуют. Другие люди желают, чтобы он перестал говорить о тех бедных девочках такими словами и таким тоном. Другие люди желают, чтобы он сюда сегодня не приходил.

Половина публики ушла во время перерыва. Они ожидали увидеть ошеломляющего монстра, Дракулу, шаманскую тварь. Этот же человек вульгарен, банален и целый день допускает ошибки. Это обыкновенный человек. Он не знает ничего такого, чего они не знали бы сами.

Спустя шесть часов Другого Возможного Питера все в суде желают ему смерти.

Присяжные не испытывают никаких сомнений.

Юристы чувствуют, что он утомил самого себя.

Это первое дело лорда Кэмерона, грозящее смертным приговором, но он знает: если дело дойдет до надевания черной треугольной шляпы, его не будут ждать бессонные ночи.

Питер Мануэль не ощущает, что они чувствуют. Питер Мануэль думает, что все идет прекрасно.

– Кто говорит за вас? – спрашивает клерк суда.

Встает старшина жюри присяжных.

– Вы вынесли свой вердикт?

Старшина кивает, вынимает очки, заправляет за уши проволочные дужки. Он зачитывает вердикт.

Виновен.

Виновен.

Виновен.

Не виновен.

Это краткая версия. Настоящий вердикт очень длинный; существует пятнадцать отдельных обвинений. Он будет полностью опубликован во всех завтрашних газетах, дословно изложен в специальных вклейках.

Старшина зачитывает полный вердикт с деталями: то решение было единодушным, а это – принято большинством.

– Убийство Энн Найлендс мы сочли недоказанным. Мы считаем, что убийства Уоттов, Смартов и Изабель Кук были совершены с целью ограбления.

Клерк пишет в большой книге, стенографически набрасывая зачитываемый вердикт. Когда вердикт зачитан, клерк садится на стол и переписывает вердикт обыкновенными буквами, а старшина стоит, вцепившись в поручень перед собой.

Расшифровка занимает полных четыре минуты. Пока клерк пишет, никто в комнате не разговаривает.

Отчетливо слышно шуршание и потрескивание шелкового одеяния клерка.

Наверху, на галерее для публики, женщина старается подавить кашель. Оконные стекла в высоких окнах дребезжат, когда мимо по улице громыхает автобус.

Город снаружи замер. Никто не ожидает вердикта, все ожидают приговора.

Публика в суде ведет себя почтительно, но на улице дисциплине приходит конец.

Толпа осаждает здание, радостно болтая друг с другом, смеясь. Кто-то поет баритоном строчку из песни. Полицию уже раздражает то, что толпа перекрывает дорогу. Полицейские беспокоятся, что если их вынудят рассредоточиться, люди станут неуправляемыми.