Внутри застывшего суда слышится высокое шипение отдаленного шиканья.

Уильям Уотт и Питер Мануэль сидят там, ожидая, когда решится их судьба. Оба смотрят прямо перед собой, сознавая, что за ними наблюдают. Пока Уотт ждет приговора суда, его бежевый костюм темнеет под мышками. Пот течет по его спине. Он дрожит и не может глубоко вдохнуть. Он хочет ослабить узел галстука, но знает, насколько карикатурно виноватым будет выглядеть этот жест. Он не совсем лишен проницательности.

Мануэль спокоен. Он слышит, как пульс лениво бьется в его виске. Ему легче: он уже проходил через это много раз.

Они ждут.

Клерк заканчивает расшифровку вердикта. Он встает, разворачивает исписанный лист и зачитывает его старшине присяжных. Запись вашего вердикта верна?

Старшина отвечает утвердительно.

Клерк кивает, разрешая старшине сесть. У внезапно освобожденного от выполнения своих обязанностей старшины подгибаются колени, и он неуклюже падает на дубовую скамью. Громкий треск проносится по безмолвному залу.

Клерк протягивает лист с вердиктом лорду Кэмерону и снова поворачивается лицом к публике, направляясь к своему столу. Когда он садится, лорд Кэмерон что-то шепотом ему говорит. Клерк шепчет в ответ, и Кэмерон, не шевельнув аристократической бровью, кивает мистеру Гиллису.

М. Дж. Гиллис встает и просит суд вынести приговор по обвинениям четыре, шесть и семь. Вердикт по убийствам.

Лорд Кэмерон кивает. Потом говорит, обращаясь к залу, но глядя на Мануэля, стоящего у скамьи подсудимых.

– По приговору суда вас отвезут отсюда в тюрьму Барлинни, в Глазго, где вы будете содержаться до девятнадцатого июня. В этот день в означенной тюрьме Барлинни, Глазго, между восемью и десятью часами, вы будете преданы смертной казни через повешение.

Зал готов взорваться, но лорд Кэмерон был коммандо на войне. Он знает, что в выполнении жестоких задач жизненно важна быстрота. Он протягивает руку к специальной полке под своим столом. Плавным движением поднимает обеими руками черную треугольную шляпу, держит ее над головой и декламирует официальную формулировку, которая делает приговор обязательным к исполнению:

– Сим вынесен смертный приговор.

Он поднимает шляпу, убирая ее от головы – коронация наоборот.

И как только он это делает, в клети для подсудимого поднимается суматоха. Маневр был настолько проворным, что публика, озадаченная надеванием странной шляпы и архаичной грамматикой, не смотрит вниз до тех пор, пока не становится почти поздно.

Клеть для подсудимого пустеет, как будто из нее выдернули затычку, все исчезают на спиральной лестнице, ведущей к камерам внизу. Публика вскакивает на ноги и смотрит вниз. Все, что они видят, – это пустую клеть и последнего полицейского, исчезающего под землей. Все, что они слышат – это топот ног, бегущих по каменным ступеням.

Это сигнал.

Внезапно все начинают двигаться, кричать, перегибаться друг через друга. Уильям Уотт закрывает лицо, чтобы спрятать свой стыд. Он плачет. В тени галереи для публики прижавшийся спиной к стене Лоренс Даудолл видит, как трясется его большая лысая склоненная голова. Даудолл возводит глаза к потолку, отворачивает лицо в тень и молча возносит благодарственную молитву. Скамьи для прессы пусты вокруг двоих мужчин. Наверху публика ревет от ярости, глядя на пустую клеть, – у нее отобрали шанс забросать подсудимого оскорблениями. Женские голоса на балконе высокие, и эхо тут же становится невыносимым.

Судебный пристав вскакивает на ноги.

– СЯДЬТЕ И УТИХНИТЕ!

Все застывают. Мучительную тишину прорезает резкий металлический звук, рикошетом отдающийся от одной стены к другой. Это звук закрывающейся двери в задней части нижнего ряда. Журналисты ушли, чтобы передать новости для вечерних выпусков газет.

В установленной приставом внезапно наступившей тишине суд слышит, как движется толпа в каменном зале за дверью, слышит гром, отдающийся от высокого каменного купола, когда пятьдесят журналистов бегут к общественным телефонам возле дверей.

История выплескивается на улицу.

Тысячи человек, ожидавших вестей под бурными струями майского ливня, все еще ждут, уставившись на дорический портик… И ждут.

Копы отогнали большинство из них на другую сторону улицы, к Глазго-грин, но они снова и снова просачиваются за обочину, выплескиваются на проезжую часть, оказываясь на пути у машин, повозок и автобусов.

Уже почти пять часов, почти время пить чай. Многие ждали весь день, некоторые – с тех пор, как вышли присяжные два часа тому назад. Все люди наблюдают за движением за занавесками суда.

И вот двери суда распахиваются, и журналисты, которые проиграли в забеге к телефонным будкам, несутся по улице, на ходу надевая пальто. Толпа рвется к ним через Соляной рынок, перекрывая дорогу, угрожая поймать журналистов в ловушку, прежде чем те добьются публикации своего материала. Журналисты выкрикивают вердикт, чтобы отогнать людей:

– Виновен! Виновен! Виновен! Не виновен! Его повесят через месяц!

Триумфальный рев можно услышать за милю.

Зеленый с золотом двухэтажный автобус стоит во внезапно нахлынувшем людском потоке. Возбужденные пассажиры отказываются от поездки и выплескиваются через двери, чтобы присоединиться к толпе, изумляясь своей удаче, – их принесло именно сюда и именно сейчас.

На нижнем ярусе автобуса одинокая женщина без шляпки, с сумочкой на колене, глядит прямо перед собой. Она упрямо отказывается всем этим интересоваться. Все это ее не касается, поэтому она не имеет желания впутываться.

Человек на верхнем ярусе кричит в окно, требуя объяснений. Леди слышит, как с улицы доносится рев: «Виновен, виновен, виновен, не виновен за Энн! Повешение!»

Мужчина кричит в ответ:

– Как это – «не виновен за Энн»?

– Кэмерон сказал так присяжным. Косвенные улики… А, его все равно повесят!

– Хорошо! Хорошо!

Женщина ищет и находит в своей сумочке бумажный кулек с мятными лепешками, перекрученный сверху. Вынимает одну лепешку, кладет ее в рот и раздраженно сосет, глядя прямо перед собой. Она не желает в это впутываться. Но она впуталась. Счастливая толпа кружит и вихрится вокруг ее автобуса, грубая, бесстыдная.

Высоко над головой по небу несутся черные тучи – треугольная шляпа, омрачающая город. Начинает накрапывать дождь.

Вынужденная свидетельница истории в своем пустом автобусе сосет мятную лепешку и глядит вперед, на кабину водителя. Ее так увлек острый вкус растаявшей на языке мяты и исступление вокруг, что она почти ослепла.

Некоторые отказались от праздничной атмосферы перед судом, чтобы собраться позади здания. Они знают: автофургон ждет, чтобы потихоньку увезти Мануэля в Барлинни. Эта толпа не «почти вся состоит из женщин», здесь все без исключения – женщины. Сто женщин стоят и пристально смотрят, прикрыв головы платками, чтобы защититься от майского дождя, перебирая пальцами камни, которые подобрали и положили в карманы. Они будут ждать хоть до конца света.