– Обратно, – вздохнул Найт, оглядев себя и Сноу. – Переодеться на самом деле надо. А то действительно, как клошары какие выглядим.

Айво криво улыбнулся:

– Клошары? Почему именно клошары?

Найт наморщил лоб:

– А черт его знает! Всплыло вдруг в голове. Я в прошлом году с женой в отпуск на Землю летал. Были во Франции. Парижский гид сильно разговорчивым оказался. Некоторые словечки до сих пор выскакивают к месту и не к месту: клошар, Пон неф, ля Тур Эйфель, пляс Этуаль…

– Мы с тобой, Айво, работаем в получасе лета от Парижа, а на экскурсии ни разу не были, – обрывая безнадежно сгоревший рукав, сказал Сноу. – Стыдно, mon pot[14].

– За себя говори, турист, – насупился Блумберг.

– Стокгольмский патриот Блумберг ездил в Париж на экскурсию? – наигранно удивился Ричард и легонько толкнул плечом шведа. – Ты не перестаешь меня поражать, Айво!

– Отстань, – проворчал Айво, но стало ясно, что настроение у него немного улучшилось. – Глядя на ваши закопченные физиономии, мне тоже захотелось залезть в душ и переодеться. Эй там, у руля, быстрее давай!

Обычный, ничем не выдающийся бассейн Найта показался Сноу оазисом в пустыне. Стараясь смыть с души и тела сажу и копоть пожарища, он поддался на уговоры Найта и после ионного душа нырнул в прохладную воду. Блумберг тоже не заставил себя долго упрашивать и присоединился к компании. Вода, бурлящая кислородом и азотом, буквально вымывала усталость и нервное напряжение из организма. Вдоволь наплескавшись, троица вылезла из бассейна и растянулась в удобных шезлонгах. Арктур начал припекать по-полуденному зло, и Дэ Первый включил над головами детективов легкий фильтр. Разговор опять скатился к событиям прошедшего дня.

– Черт побери, как подумаю, что скоро придется встать и снова лететь на этот Тетраэдр… – Айво покачал головой.

– Да, только от этого, к сожалению, спасения нет, – улыбнулся Сноу и поставил полупустой бокал пива на траву. – Я вот что думаю, коллеги. Мы с вами так решительно приняли на веру, что происходящее и здесь, и на верфи является следствием деятельности чужих…

– Ты сам и настоял, я лишь высказал предположение, – заметил Айво.

– Сейчас не об авторстве. Я вот что думаю: а вдруг вся эта катавасия задумана конкурирующими концернами? Ведь астроверфь, контроль над ней, это не только военно-стратегические интересы Земли и колоний, но и колоссальный финансовый куш. Я даже не могу найти, с чем сравнить по капитализации этот объект. Что, если то, что мы наблюдаем с вами, не имеет никакого отношения к чужим, а всего и только – конкурентная борьба финансовых воротил?

– Глубокое заблуждение, – сразу отозвался швед. – А куда ты денешь неизвестную станцию и все эти пространственные нуль-переходы? Изобретение конкурентов? Побочный продукт деятельности гения Франсуа Бонне? Полноте, только информация о возможном начале разработки телепортационных коридоров заставит акции «Инфинити инкорпорейтед», которая владеет астроверфью, подешеветь если не вдвое, то значительно, не говоря уж о создании действующих образцов аппаратов. Компания, способная изобрести такое, сразу же взлетит на самую верхушку финансово-экономической пирамиды, потеснив самых жирных игроков.

– Резонно, – заметил Найт. – К тому же Бонне никак не видится мне гениальным изобретателем.

– А много вы видели в жизни гениев, Найт? – спросил Айво. – Они толпами не ходят ни по Архипелагу, ни по Земле, поверьте. Я вот ни одного в своей жизни не видел.

– А Сирилл Белл? – напомнил Ричи.

– Погибший изобретатель топоскопа? – наморщил лоб Блумберг. – Так ведь топоскоп-то мы до сих пор не нашли![15]

– Зато испытали на себе его действие. Кстати, без вмешательства чужих там дело тоже не обошлось, как ты, может быть, помнишь.

– Как же, конечно! Но в официальном отчете нам не дали даже заикнуться об этом, как мы с тобой ни настаивали! – заметил швед. – Это я тоже прекрасно помню!

– Да, совершенно верно. Возможно, Дон Кимура абсолютно правильно поступил, полностью исключив любые намеки на это. И вот теперь второй такой случай…

– Не «второй такой» случай, а нечто отдаленно напоминающее. Хотя… Ты, возможно, прав. В этих делах присутствуют некоторые аналогии. Надо подумать.

– При любом варианте надо возвращаться на Тетраэдр, – Сноу повернул голову к Найту. – А вам надо продолжить разработку линии Гиллиамов. Особый упор на поиск Ларри. Хотя он может нам встретиться тоже.

– Понял.

– А мне неплохо было бы еще разок переговорить с Бриджем. Черт, чувствую я, что он темнит, недоговаривает многого, но сейчас просто времени нет заказывать с ним разговор. Айво, как бы нам узнать, когда ближайший рейс на Тетраэдр, и как здесь можно заказать одежду?

– Ну уж это я вам сам организую, – слегка обиделся Найт и крикнул: – Дэ Первый, надо забронировать два места на ближайший рейс на Тетраэдр и срочно заказать одежду Ричарду и Айвенго.

– Выполняю, – ответил мгновенно появившийся дроид. – Обед готов и состоит из летающих белых креветок…

Профессор Блэйк сидел в своем кабинете на двенадцатом этаже Арктурианского медицинского центра и диктовал эпикриз истории болезни пациента, которому после серьезной операции предстояло завтра покинуть клинику полностью «отремонтированным». Благодаря опыту и таланту Блэйка как нейрохирурга, многие сотни искалеченных и безнадежно больных пациентов обрели здесь вторую жизнь. Профессор заслуженно считался светилом в своей области и пользовался высоким авторитетом. Надиктовывать эпикризы и описания проведенных операций – старая традиция, которая сформировалась как-то сама по себе еще в те годы, когда он был в АМЦ всего лишь рядовым хирургом нейрологического отделения. Каждый раз после многочасовой операции профессор – в то время кандидат наук – чувствовал потребность тут же зафиксировать все ее этапы с параллельными комментариями и предварительными выводами. То, что любое хирургическое вмешательство производилось по закону о медицине с применением звукозаписывающей аппаратуры, ему было недостаточно. Постепенно такая архаичная манера стала привычкой и распространилась даже на эпикризы.

– …выписан в удовлетворительном состоянии.

Блэйк замолчал, немного подумал и нажал на тактильном экране МИППСа кнопку. Запись остановилась, и красный мигающий индикатор погас. Он крутанулся в кресле и приник к трехмерному экрану компьютера, на котором высветились графики жизненных показателей пациентов, состояние которых он отслеживал лично. Старинные часы с боем отбили половину двенадцатого. Рука потянулась к кнопке вызова секретарши, но на полпути замерла: Кленси он отпустил домой часов в семь вечера. «Придется кофе самому сварганить», – вздохнул Блэйк, встал и вышел в приемную, где стоял кофейный комбайн.