Но где она идет стезею зла

Иль блага жаждет слишком или мало,

Там тварь завет Творца не соблюла.

Отсюда ясно, что любовь — начало

Как всякого похвального плода,

Так и всего, за что карать пристало.

Как это работает? Любое желание есть духовный акт, действие которого не прекращается до тех пор, пока разум не окажется удовлетворен вожделенным объектом. Но для достижения такого состояния любовь на момент пробуждения желания должна обладать определенной силой. Но что тогда хорошо, а что плохо? Все объекты, которые составляют вещественный мир, достойны любви, но каждый в соответствие с их порядком и видом, каждому должен быть присущ свой ритуал. «Природное» благо всегда занимает в иерархии ценностей высшее место. Все прочие вещи, как производные от природных (сотворенные не Творцом, а человеком) должны быть любимы в меру. К первичным, абсолютным ценностям принадлежит, без сомнения, сам Творец, и человек, как сотворенный Творцом. Поэтому никакое существо не способно (не должно) обращать нелюбовь (ненависть) на себя или на Творца. В качестве примера следует припомнить проклятых в аду, потерявших разум и потому ненавидящих и себя, и Бога. Далее Данте анализирует причины искажения вторичной, «духовной» любви, уводящие человека с пути истинного. Он выделяет три таких причины:

Иной надеется подняться вдвое,

Поправ соседа, — этот должен пасть,

И лишь тогда он будет жить в покое;

Иной боится славу, милость, власть

Утратить, если ближний вознесется;

И неприязнь томит его, как страсть;

Иной же от обиды так зажжется,

Что голоден, пока не отомстит,

И мыслями к чужой невзгоде рвется.

(Чистилище, XVII, 115–123)

Иногда кажется, что на земле нам предоставлена только иллюзия выбора, а на самом деле выбора нет. Мы не верим в нашу собственную свободу. И так действительно бывает, но лишь тогда, когда душа уже пребывает в аду, а ее место в теле человека занял демон.

Слова «diletto» — «наслаждение» и «cagion di mal diletto» — причина тяги к дурным наслаждениям» возвращают нас к началу поэмы. «Но что же к муке ты спешишь назад? — спрашивает Вергилий при первой встрече, — Что не восходишь к выси озаренной, // Началу и причине всех отрад?»

Теперь становится яснее, что гора, у подножия которой состоялась их первая встреча, это путь постепенного очищения духовной любви до степени природной. Данте не мог начать подъем, устрашенный рысью, львом и волчицей, из-за хаотичной тяги к вещам второстепенным. Три причины, перечисленные выше, предстают в начале в образах трех зверей. Они вынуждают человека не соблюдать завет Творца. Известно Золотое правило нравственности: «поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой»[137], но в земном граде ему противостоят три главных источника ненависти. Первый — это желание преуспеть за счет ближнего. Здесь корень ненависти — в гордыне: если мое положение выше, значит, другие хуже. Второй источник — нежелание делиться чем бы то ни было, и боязнь утратить власть, благодать, честь, репутацию и пр. — то есть нечто такое, что человеку нравится, то, что он любит. Отсюда рождается неприязненное недоумение: как это человеку может нравится то, что не нравится мне? Эти два вида вожделений хотя и опасны, но не «смертельны». А вот ненавистник третьего типа, обиженный и гневливый, присваивающий себе право на справедливость и потому оправдывающий любую месть, сразу напоминает дым шестнадцатой песни. Он «голоден, пока не отомстит», то есть пока не причинит вред другому. Вот это тройственное искажение духовной любви и оплакивается на трех пройденных ярусах Чистилища.

И все же, даже если душа очистится от этого тройственного зла, она еще не может считаться совершенной в любви, ибо кроме правильного направления любовь нуждается еще и в правильной «скорости»: и здесь, на этом ярусе, «ленивая» любовь учится поторапливаться. «Но если вас влечет к общенью с ним (с благом) // Лишь вялая любовь, то покаянных // Казнит вот этот круг, где мы стоим».

Еще есть благо, полное обманных,

Пустых отрад, в котором нет того,

В чем плод и корень благ, для счастья данных.

(XVII, 133–135)

Не творить вреда мало. Добро слишком пассивное, равно как и слишком активное, нуждается в дальнейшем исправлении. На следующих трех ярусах Данте увидит, как это происходит. Ошибаются те, кто считает, что всякая любовь достойна похвалы только потому, что она — любовь. Как бы ни был великолепен образ Беатриче, он еще не оправдывает любовь, которую он вызывает.

Ты видишь сам, как истина чужда

Приверженцам той мысли сумасбродной,

Что, мол, любовь оправдана всегда.

Пусть даже чист состав ее природный;

Но если я и чистый воск возьму,

То отпечаток может быть негодный.

(Чистилище, XVIII, 34–39)

Тут многое зависит от любящего. Это ему необходимо держать свою любовь под контролем. Любящий выбирает, как ему поступить со своей любовью. Свобода выбора влечет за собой ответственность, человеку нужна сила, чтобы сдерживать неблагие страсти. Это начало великого союза необходимости и той благородной добродетели, которой наделена Беатриче. Любовь и воля неразрывны. Но Данте недоумевает: если любовь дается человеку извне, значит, не он отвечает за выбор. И тут же получает ответ:

Итак, пусть даже вам извне дана

Любовь, которая внутри пылает, —

Душа всегда изгнать ее вольна.

Вот то, что Беатриче называет

Свободной волей: если б речь зашла

О том у вас, пойми, как подобает.

На все остальные вопросы Данте слышит: «Жди Беатриче, и обрящешь свет».

В полуночном небе плывет луна, напоминающая сверкающий котел. Данте осмысливая ответы Вергилия, «стоял, как бы дремотой обуянный». Но тут набегает толпа теней. Огибая склон, несутся «те, кто благой любовью уязвлен». Двое бегущих впереди кричат:

Мария в горы устремила шаг,

И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью,

В Испанию, где ждал в Илерде враг[138].

«Скорей, скорей, нельзя любвеобилью

Быть вялым! — сзади общий крик летел.

(XVIII, 100–104)