был поддерживать Троцкого, то теперь он стал склоняться к Зиновьеву, за которым, казалось, было большинство. Он предпочитал свалить на Троцкого вину в том, в чем его сам раньше поддерживал.

Ленин, вероятно, имел скорее всего в виду именно выступление Троцкого на Всероссийском съезде профсоюзов, когда два года спустя, 25 декабря 1922 года, писал в своем завещании:

«… тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела»[230].

2 ноября перед профсоюзными работниками Троцкий заявил о необходимости перестроить работу профсоюзов, подчинить ее задачам данного момента и, прежде всего, подобрать, т. е. назначить, новый руководящий состав.

Троцкий «хватил» через край; сразу после его речи в партии началась лихорадочная дискуссия по вопросу о взаимоотношениях с профсоюзами и о роли последних.

Ленин не на шутку испугался, почуяв в дискуссии опасность не только для партии как таковой, но и для ее диктатуры в стране. Он готов был видеть в дискуссии чуть ли не «конец советской власти»[231].

Попытка остановить дискуссию путем нахождения компромисса в ЦК не удалась. 8–9 ноября 1920 года на заседаниях ЦК по вопросу Цектрана 7 членов ЦК голосовало за линию Троцкого, 8, в том числе и Ленин, — за линию Зиновьева. Пришлось искать нового компромисса, и в ЦК была выбрана комиссия в составе Зиновьева, Томского, Рыкова, Рудзутака и Троцкого для выработки резолюции по вопросам, связанным с профсоюзами. Троцкий, видя, что он остался в комиссии один против четырех, отказался от участия в ее работах.

В то же время Ленин, исправив тезисы Рудзутака, предложенные им комиссии, лишь умело спрятал в них доминирующую роль партии, с которой он, как и Троцкий, вовсе не хотел расставаться. Он наполнил тезисы мало что практически значащими словами вроде «профсоюзы — школа управления … школа коммунизма». Отказываясь от «военных» методов «голого командования»[232], Ленин признавал, что «партия … безусловно направляет» всю работу профсоюзов.

Троцкий несколько смягчил свои требования в плане «огосударствления» профсоюзов, а то, что профсоюзы должны были оставаться послушным инструментом в руках партии, было совершенно ясно и из тезисов Рудзутака-Ленина. С помощью Бухарина точки зрения, в сущности, настолько сблизились, что на X съезде бывшие противники выступили уже единым фронтом против «рабочей оппозиции».

В то же время, Ленин, приняв тезисы Рудзутака, выкинул, однако, из них положение о том, что профсоюзам должен быть частично передан контроль над промышленностью. Он признавал выборы, но, конечно, под полным контролем партии. В остальном тезисы Рудзутака-Ленина, принятые на X съезде, лишь по форме отличались от тезисов Троцкого. Говоря о воспитательной роли профсоюзов, связывающей их с партией, они ничего не говорили о таких правах (пусть даже под контролем партии выбранных) профсоюзов, как право контроля и управления промышленностью, право защищать социальные и материальные интересы рабочих, право выдвижения кандидатов на административно-хозяйственные должности и т. д.

Обходя все эти вопросы и сводя роль профсоюзов к неопределенной формуле — «приводной ремень партии к массам», Ленин был озабочен лишь одной мыслью — сохранить и в этой области, области, где возможна инициатива рабочих, полное господство своей партии.

Он проводил свою мысль «тактично», маскируя словами о выборах откровенные требования Троцкого о полном переводе профсоюзов на службу партии, их «огосударствление» в условиях диктатуры партии в стране.

В ходе дискуссии Зиновьев, использовавший ее в своей личной борьбе с Троцким, привлек к комиссии ЦК наиболее последовательных противников Троцкого — Шляпникова и Лутовинова.

Шляпников, Лутовинов, Киселев были теми немногими старыми партийными работниками, которые действительно имели связи с рабочими еще до революции. Теперь они возглавляли главнейшие профессиональные союзы, такие как Союз металлистов — Шляпников, Союз горнорабочих — Киселев, и другие.

Они опубликовали 25 января 1921 года свои тезисы, существенно отличавшиеся от тезисов Рудзутака-Ленина, Троцкого и других. В этих тезисах, сразу примиривших на X съезде Троцкого с Лениным, они писали, в частности:

«Переход от существующей теперь системы бюрократического управления хозяйством, оторванным от самодеятельности трудовых масс, необходимо совершать организованно и начать с укрепления низших ячеек профессиональных и производительных союзов, как фабричные, заводские рабочие комитеты и выше, ставя целью подготовку их к непосредственному управлению хозяйством …»[233].

Рассчитывая действительно передать профсоюзам хозяйственные функции управления промышленностью, резолюция требовала:

«Ни одно лицо не должно быть назначаемо на административно-хозяйственный пост помимо Союза…»[234].

Что же касается высшего органа управления, то тезисы выдвигали идею, которая больше всего испугала Ленина:

«Организация управления всем народным хозяйством принадлежит всероссийскому съезду производителей, объединенных в профессиональные и производительные союзы, который избирает органы, управляющие народным хозяйством республики»[235].

Вопросы, поднятые Шляпниковым и его единомышленниками из рабочей оппозиции, можно свести к попытке разрешить следующую основную проблему: как, сохраняя диктатуру партии, обеспечить ей реальную, подлинную поддержку со стороны рабочих и отчасти крестьян, оставаясь в целом в рамках советского государства. Рассматривая взгляды рабочей оппозиции и ее лидера Шляпникова, не следует упускать из виду, что Шляпников видел еще в это время в диктатуре партии действительно «коммунистическую политику рабочих». Требования демократизации и восстановления выборного начала рабочей оппозицией относятся лишь к внутрипартийной демократии и к объединенным в профсоюзы рабочим.

Еще в 1919 году на IX съезде Шляпников представил тезисы о «Взаимоотношениях РКП с Советами и производственными союзами», где он старался доказать, что «мелкий деревенский товаропроизводитель, т. е. бедняк и середняк, а также и городской ремесленник поддерживали пролетариат в его борьбе против помещика и крупного капиталиста»[236]. Иначе говоря, Шляпников напоминает, что поддержка части населения, полученная во время гражданской войны, была оказана не под влиянием программы коммунистической партии, а из страха перед реставрацией.

«Поддержка — пишет далее Шляпников — находилась, находится и теперь, в состоянии постоянных колебаний. Только непосредственная угроза возврата к прошлому удерживала и удерживает эти массы от прямой измены делу пролетарской революции»[237].

Шляпников оказался прав. Угроза «изменить» партийной диктатуре обнаружилась полностью в конце 1920 — начале 1921 года в многочисленных крестьянских восстаниях, в рабочих забастовках, в кронштадтских событиях.

Предвидя нэп, Шляпников в тезисах рабочей оппозиции, опубликованных в «Правде» от 25 января 1918 года, писал:

«Приспособление (подчеркнуто Шляпниковым. — Н.Р.) партии к противоречивым социальным интересам влечет за собой неустойчивость и уступки то одной, то другой социальной группе населения …» Эта неустойчивость, продолжает он, «усиливается по мере отожествления партии с исполнительными советскими аппаратами»[238].

Другими словами Шляпников