– Ты меня учить вздумала?

Я бестрепетно встретила папашин гневный взгляд.

– Торговать мной – можно, а выслушивать мое мнение не обязательно? Папенька, этот этап мы уже прошли. Можете передать Алябьевым, что меня их предложение не интересует.

– Может, подумаете еще раз, Мария Ивановна?

Я медленно повернулась.

За моей спиной стоял Симеон Михайлович Алябьев, собственной юртовской персоной. И рядом с ним мужчина, напоминающий более молодую кальку с отца. Только некачественную. Явно бумага, на которую сводили рисунок, была рваной и туалетной. Те же черты лица, но красные прожилки, желтоватая кожа, тусклые глаза… Алканарий. И наличие высокого титула лучше парня не делает. Вот ни на минуту.

– Добрый вечер, Симеон Михайлович, Кирилл Симеонович…

Кирилл Симеонович подхватил мою руку и запечатлел на ней поцелуй. И разразился потоком комплиментов.

Он восхищен, я очаровательна, если я подарю ему танец, следующие несколько лет он будет самым счастливым человеком во всех мирах.

Пришлось разочаровать.

– У меня траур, Кирилл Симеонович. Я не танцую.

– Тогда я могу показать вам парк…

Знаю я, какие ты парки будешь показывать. Перебьюсь.

Я отбивалась и ждала, пока закончится музыка… ну наконец-то!

Рядом материализовался Романов с дамой. Мило улыбнулся – и отбил меня от этой своры. Взял под руку и предложил пройтись.

Разумеется, я согласилась.

Ага, ненадолго.

Девушки, милые, благословите тех, кто придумал колготки! Святое дело люди сделали, истинно святое!

А чулки!

Да на подвязках…

Не на резинках, нет, не те, которые на силиконе и так удачно за чулок цепляются! На эротических, мать их за ногу, подвязках с бантиками, которые реально завязываются на ноге. Не доводилось?

Ваше счастье!

Везучие вы люди, и сами того не понимаете. Потому как развязываются эти экологические чистые чулочки очень легко, а ежели у дамы из-под платья чулок выпадет – это даже не позор, это предмет для вечного припоминания и ехидного шепотка за спиной. И через сорок лет не забудут.

Пояс для чулок?

А вы на эту конструкцию вблизи посмотрите. Жесткой фиксации, увы, здесь не предусмотрено. Нет здесь пока ни кнопок, ни молний, все на пуговичках да на ленточках. Сугубо натуральное – и ни фига не держится!

Пришлось покидать кавалера и отправляться в дамскую комнату.

Там-то меня и поймали.

Чулок я подвязала и даже комнату задумчивости навестила – на всякий случай, а на выходе…

– Мими!

Ёжь твою рожь!

– Зизи? – вспомнила я эту побрякушку.

И прищурилась. Ласково так, по-доброму… ты меня, паразитка, к Милонегу затащила! С меня причитается, не знаю, как лучше должок отдать – то ли по ребрам попинать, то ли по печени. Хотя…

Это мне – медвежья услуга, а Мария Горская могла и благодарить со слезками. Она-то любила козла…

Раздражение накатило и схлынуло. И «подруга» уже вцепилась мне в руку.

– Мими, куда ты пропала? Столько слухов ходило, столько разговоров…

Я пожала плечами.

– Думаю, какие-то слухи ты лучше меня знаешь. Я вышла замуж, живу в имении супруга.

– О-о… А у Храмова было свое имение?

Ага, то есть имя супруга мы тоже знаем. И чего тебе тогда?

– Зизи, у моего супруга было несколько имений. И хорошие интересы на Урале.

– Так это правда, что он Демидова сожрал?

И такие наивные круглые глаза, и реснички хлопают, поднимая ветер… меня тут дурой считают? Видимо, да.

– Откуда сведения?

– Ой, я не помню, Лили Шуйская говорила, кажется, или Мими…

– Врали.

– Правда?

– Зизи, как мой муж мог сожрать Демидова, если он умер раньше?

На личике девушки мелькнуло разочарование. Действительно, недочет.

– А-а…

– Вот я могла сожрать Демидова, – оскалилась я.

– ТЫ!? НО КАК!?

Прогресс. Первая искренняя эмоция за весь разговор.

Настала моя очередь похлопать глазками.

– Сибирь, понимаешь. Дикие люди, стаи медведей бегают, кто не успевает спрятаться, того сжирают прямо на площади, перед управой… Вот загнали нас с Демидовым в один подвал, день сидим, два сидим, на третий я его убила и съела…

– Ах-х-х!

Я добавила в голос истовости записного каннибала.

– А потом и обнаружила, что одной стены у подвала нет. Пришлось домой топать.

Зизи поняла, что над ней издеваются, – и надулась.

– Мими! Как это некрасиво с твоей стороны!

– А со стороны моей подруги красиво мне и записочки не прислать?

– Куда?

– На адрес супруга, вестимо. Глядишь, и уцелел бы бедный Демидов. Особенно если к письму хоть корочку хлеба приложили бы. Сидела б я в том подвале и грызла ее, печально так…

– ФИ!

Издевательство окончилось закономерно, «лучшая подруга» задрала носик и вышла вон.

Я послала ей ядовитую ухмылку и принялась неторопливо мыть руки. Сейчас, еще прическу поправлю – и можно опять в гадюшник. Дайте только с духом собраться.

Ага, размечталась.

Не дали.

* * *

Я так буду бояться в туалет сходить, определенно.

Выходишь из кабинета, идешь по коридору, а тут перед тобой – Матвеев воздвигается.

– Мария Ивановна.

– Матвей Иванович.

Пришлось по всей форме реверанс делать. Интересно, где он тут в засаде сидел?

– Вы мне не уделите пару минут для приватного разговора?

Я подняла брови.

– Вы уверены, что сейчас подходящее время?

– Мария Ивановна, я пытался встретиться с вами…

– Но?

– Романов весьма не одобрил подобные намерения.

Я хмыкнула.

Вот не знала… но вообще-то могло быть и так. Если Матвеева крепко взяли за задницу на его делишках…

То ли он крутил с ученым, то ли не он… а вот дочка его точно засветилась, словно новогодняя елочка. Кстати говоря!

– Как ваша дочурка поживает?

Матвеев покривился, словно я ему лимон на рану выдавила.

– Мария Ивановна!

Я улыбалась вполне невинно.