– Вы сочтете меня очень капризным, Воллар; но, вспоминая о картине Делакруа, я не могу сказать, что я совсем о ней не жалею. – Кошен взглянул на часы и добавил: – У Дюран-Рюэля еще открыто… Пойду-ка посмотрю на нее еще раз…

– Вы остались довольны речью господина Рибо? – спросил я.

– Ах, черт возьми! Этот Рибо! Я совершенно о нем забыл… Ну да ладно! Вы знаете, между нами говоря… его речь была мне известна заранее. Конечно, ее встретили аплодисментами. Но она не будет иметь никакого влияния на палату!.. Однако позвольте мне откланяться, иначе я пропущу из-за вас своего «делакруа»…

Во время войны с господином Дени Кошеном произошел забавный случай.

В один прекрасный день полицейские ведомства Франции и Испании не на шутку переполошились. Была перехвачена телеграмма, посланная из Парижа в Мадрид и гласившая: «Согласен на сумму, предложенную за голову королевы». Она была подписана Дени Кошеном. Не идет ли речь о заговоре анархистов и не предпринята ли попытка пустить полицию по ложному следу, для чего преступники воспользовались именем видного государственного деятеля? На самом же деле произошло следующее. Незадолго до этого господин Кошен увидел у одного из моих коллег «Портрет королевы» кисти Гойи и, недолго думая, приобрел его. Но вскоре стало ясно, что «гойя» у него не смотрится. И он отдал картину для последующей перепродажи одному испанскому торговцу; тот увез ее в Мадрид, где и нашел покупателя, о предложении которого немедленно сообщил. Отсюда это недоразумение.

Выше я сказал, что Дени Кошен покупал произведения искусства ради своего удовольствия. Все приобретенные им холсты были первоклассными. Какой великолепный музей можно было бы создать из работ, побывавших у него в руках! Назовем среди них следующие: «Коринна у пастушеских племен» Делакруа; «Служанка с кружками пива» и большое полотно «Казнь императора Максимилиана», ныне находящееся в музее Мангейма (оба кисти Мане); «Вид Рима» и «Церковь в Везеле» Коро (в настоящее время хранится в Лувре); «Голова королевы» Гойи; еще одна работа Мане «Бег быков» (как сказал мне Ренуар, «самая красивая из всех созданных художником»); картина «Игроки в карты» Сезанна, ныне находящаяся в Лувре (дар де Камондо), его же натюрморты и пейзажи; одно из самых выразительных полотен Гогена «таитянского периода»; потрясающий пейзаж Ван Гога, выполненный в его позднейшей манере; «Голова женщины» Дега, напоминающая полотна ван дер Меера. Да, из работ Коро я забыл упомянуть изумительный женский портрет, ставший знаменитым после распродажи коллекции, на которую господин Кошен решился еще при жизни. Он тяжело переживал утрату двоих своих сыновей и зятя, погибших на поле боя, к тому же настолько сдал после болезни, что картины, которые он любил, как ребенок любит свои игрушки, больше его не «забавляли»…

* * *

Заметной фигурой среди любителей искусства был Шошар, владелец больших магазинов «Лувр», – Шошар, «император белья», как называли его в кругу друзей. Я бы никогда не осмелился проситься на прием к этой почти королевской особе. Но вот что я придумал. Когда мне надо было сделать покупки в больших магазинах, я чаще всего отправлялся в «Лувр», надеясь на то, что случай, возможно, сведет меня с легендарным Шошаром. В моем воображении деспот с улицы Риволи рисовался грозным Юпитером, который нисходил с директорского трона и, минуя отделы магазина, отправлялся на поиски какой-нибудь соблазнительной смертной. Я уже представлял, как магнат моды передает мне заказ на работы Сезанна, Ренуара, Гогена… Однажды в отделе пристежных воротничков я услышал чей-то шепот: «Это он…» Действительно, появился сам Шошар. Он шел величественной походкой, но вдруг его лицо, красноту которого приглушало легкое облачко пудры, побагровело. Могущественный хозяин подскочил к заведующему отделом и, показывая пальцем на какого-то работника, приказал:

– Пусть этот парень сейчас же пройдет в кассу и получит расчет!

– Но позвольте, это же один из лучших моих продавцов! – изумился заведующий отделом.

– Вы разве не видите, что он рыжий? Я не потерплю рыжих в «Лувре»!

Напоминая в этом смысле одного из персонажей Андерсена, которому мерещилось, что он видит дьявола, стоило ему оказаться в присутствии ризничего, Шошар панически боялся рыжих людей.

Это был первый и последний раз, когда я искал с ним встречи. Действительно, я стал опасаться, что, если в картине, которую я ему предложу, магнат моды углядит что-то напоминающее ему ненавистный оттенок, в нем опять взыграет его мания, ибо когда вам не дает покоя какой-нибудь цвет… Вспоминается один вечер, когда я сопровождал Дега и Ренуара, возвращавшихся к себе домой. Ренуар, страсть которого к красному цвету известна, показал Дега на ослепительно-белую луну в небе и воскликнул: «Какая там внутри краснота!»

Но если мне не суждено было больше увидеть Шошара, то я узнал об этой необыкновенной личности из рассказов его сотрапезников так много, что не могу не поддаться искушению написать о нем в своих мемуарах.

– Дружище Шошар, вы просто маг! Бог создал времена года, подчинив их неизменному порядку, но стоит вам приказать, как среди зимних заморозков вдруг появляются Флора и Помона, несущие в руках свои прекрасные дары! – такие речи произносили дармоеды, которые толпились вокруг него в столовой-оранжерее. «Император белья» упивался этим фимиамом. Однако иногда случалось и так, что «маг» обращал к льстецам задумчивое лицо, выражение которого не могло их не волновать. Интересно, что бы сказали эти услужливые подпевалы, знай они, что в такие минуты его мысли были заняты именно ими, что в подобные моменты он составлял завещание, касающееся непосредственно их.

В самом деле, мечтая ярко и публично засвидетельствовать свою благодарность друзьям дома за их нерушимую верность, магнат с улицы Риволи придумал, чтобы в день похорон они шли перед гробом и каждый бы нес в руках одну из картин, которыми он собирался обогатить коллекции национальных музеев.

К его единственному наследнику, министру Лейгу, по закону должна была отойти картина Милле «Анжелюс»; ввиду заплаченной им суммы – более пяти миллионов в современных франках – она казалась Шошару, безусловно, самой прекрасной из его картин. Так же и для других услужливых людей – послов, заправил индустрии, даже королей в изгнании – ему предстояло выбрать, в строгом соответствии с протоколом, картины, которые каждый из них понесет в день его похорон.

После того как гости расходились по домам, можно было видеть, как амфитрион с баночкой клея в одной руке и фотографиями завсегдатаев в другой производил смотр своих картин, задаваясь вопросами: «Кто понесет Коро? Кто Жюля Дюпре?..» Однажды, когда, пребывая в мучительных сомнениях, он начал браниться вслух, вдруг раздался гнусавый голос: «Шошар, ты просто дурак!» Это был его попугай, повторивший фразу, которую столько раз слышал от своего хозяина, злившегося на самого себя.

* * *

Как-то я узнал, что в магазинах «Самаритен» в первый день нового года раздавали календари с цветной репродукцией картины Ренуара. Говорили, что эта репродукция получилась очень удачной. Всегда испытывавший интерес к новым способам гравюры, я отправился в «Самаритен», чтобы спросить, нельзя ли приобрести один из этих календарей. Мне обещали поискать. Когда я пришел снова, то узнал следующее: этот календарь распространялся несколько лет назад, но один экземпляр для меня все же нашли. Заведующий отделом добавил, что владелец магазинов «Самаритен», господин Коньяк, желает меня видеть, так как ему хочется знать, зачем мне понадобился этот календарь. В назначенный день я прохаживался по магазину, ожидая приема. Я заметил старого служащего, который подбирал валявшиеся на паркете булавки и обрывки веревки. Пока я рассеянно наблюдал за этой сценой, мое воображение работало. Очевидно, господин Коньяк интересуется Ренуаром, раз он воспроизвел одну из его картин! Передо мной уже открывались заманчивые перспективы. Наконец меня позвали к господину Коньяку и провели в его кабинет. Каково же было мое удивление, когда я увидел за письменным столом старого служащего, только что привлекшего мое внимание! Он был занят сортировкой мелких предметов, составлявших его «улов». Не отрываясь от своего занятия, господин Коньяк – а это был он – спросил, что я намерен делать с календарем.