Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Авторское право на его издание принадлежит мне, – заметил он.
Я ответил, что не собираюсь воспроизводить гравюру, а просто интересуюсь способом ее изготовления, который мне очень хвалили.
Он вручил мне календарь, и я убедился, что репродукция Ренуара была не лучше и не хуже тех хромолитографий, которые использовались в рекламных целях.
Я подумал, что сейчас самое время поговорить с ним о своих «ренуарах», «дега», «сезаннах».
– Если речь идет о товарах для моих магазинов, – сказал он, – то обратитесь в отдел предложений; если, напротив, вы имеете в виду мои частные коллекции, то для этих целей у меня есть постоянный агент.
* * *
Разумеется, эта неудача не могла подстегнуть меня в стремлении завязать знакомство с магнатами моды. Позднее я еще раз совершенно случайно столкнулся с одним из самых могущественных крезов. Я имею в виду директора «Галери Лафайетт».
Я купил в этом магазине зонтик, и мне захотелось поменять его на другой, с иной рукоятью. В отделе продавец забросал меня вопросами: в какой день я купил зонт, почему на нем нет ярлыка и т. д. Но вдруг я услышал:
– Как, это вы, господин Воллар?!
Заговоривший со мной человек был не кем иным, как председателем административного совета «Галери Лафайетт», самим господином Бадером.
– Стало быть, вы не испытываете трудностей с финансами, делая покупки в наше кризисное время? – продолжил он.
Из этих слов я понял: вряд ли можно рассчитывать, что господин Бадер окажется сговорчивее, чем господин Коньяк. Мне оставалось только подождать, когда я получу другой зонт. Но с продавцом, который только что показал себя таким формалистом, произошла поразительная метаморфоза: он превратился в обходительнейшего человека. Волнуясь оттого, что он имеет дело со знакомым своего хозяина, этот продавец, поначалу такой дотошный, протягивая мне другой зонтик, сумел выдавить:
– Спасибо, мсье… Имею честь…
* * *
Однажды в гостях у Поля Алексиса я увидел картину «Эффект снега», принадлежащую кисти неизвестного художника, фамилия которого была, кажется, Монтийяр.
Поль Алексис сказал мне:
– Поскольку вы покупаете картины, вам следовало бы приобрести и эту.
– За сколько?
– За двести пятьдесят франков.
– Годится!
Я уже собирался унести свою покупку, как он остановил меня и сказал:
– Подождите, я сниму раму.
– Но именно из-за рамы я ее и покупаю. Я даже могу вам оставить сам холст.
– Дело в том, что я тоже дорожу рамой.
– Но как вы могли заключить подобную картину в такую ценную раму?
– Подобную картину? Но ее автор не первый встречный. Он входит в группу импрессионистов и близко знал Сезанна, Писсарро…
Он начинал вызывать у меня интерес, этот Монтийяр. Человек, знавший Сезанна и Писсарро, возможно, обладал картинами этих художников.
– Что стало с вашим Монтийяром? – спросил я у Поля Алексиса.
– Кажется, он по-прежнему живет в Жифе.
На другой день я отправился в Жиф, где действительно нашел старого художника. Я сказал ему, что узнал от его друга Поля Алексиса о том, что он встречался с художниками, с которыми я тоже был знаком и произведения которых находились у меня: Сезанном, Ренуаром, Гийоменом. Мы разговорились.
– У вас наверняка есть полотна друзей вашей молодости… Работы Писсарро, Сезанна… – заметил я.
– Конечно! У меня есть «сезанны», «писсарро», «виньоны». Вы хотите их посмотреть?
– С удовольствием… А вы не думаете их продавать?
– Господи, да! А вы могли бы стать покупателем?
– Я не говорю «нет».
– Подождите!
Он сходил в соседнюю комнату и принес оттуда с дюжину холстов.
– Дайте мне тысячу двести франков – и можете забрать все!
Я поспешил принять его предложение.
В этот момент художника позвал женский голос. Он прошел в комнату рядом, и я услышал такой диалог:
– Ты получил деньги?
– Да, получил; он не торговался. Это гораздо лучше, чем последняя котировка…
Я был весьма заинтригован. Что это за котировка картин?
Пока Монтийяр свертывал холсты, я продолжил беседу:
– Кстати, нет ли у вас под рукой котировки? Мне хотелось бы получить сведения о работах Сислея.
Он достал из кармана отпечатанный типографским способом листок, напоминающий газетную гранку, и прочитал: «Котировка импрессионистов. „Ренуары“ понижаются. Отсутствие спроса на „сислеев“. Цена нескольких предложенных „писсарро“ и одного „сезанна“ снизилась на 10 %. Никакого рынка для „виньонов“. С трудом идут „моне“».
– Где можно подписаться на эту котировку? – спросил я в полном изумлении.
– Не знаю. Мне передал ее один мой старый друг, газетчик.
По возвращении в Париж я отнес свое приобретение к мастеру по дублированию холста.
– Эти вещи я обнаружил в Жифе, – сказал я.
– В Жифе? Там у меня есть один клиент, журналист. Вот уже пять или шесть лет он твердит мне о картинах Сезанна и Писсарро, которыми владеет один из его друзей. «Я придумал одну штуку, – рассказывал он, – чтобы заполучить их однажды по дешевой цене, и надеюсь, что скоро принесу вам эти картины для подбивки нового холста». Вот забавно, если это и есть те самые вещи!..
Представляю себе, какую мину состроил находчивый друг, когда, явившись к Монтийяру с еще более удручающей котировкой, чем предыдущие, он услышал, как художник с торжествующим видом произнес: «Представьте себе, один дурачок…»
Через несколько недель у одного торговца картинами я увидел человека, находившегося в состоянии крайнего возбуждения; как мне сказали, это был Орельен Шолль.
– Что с вами? – спрашивали у него присутствующие.
– Можете ли вы поверить, что какой-то проходимец выманил у старого художника, моего друга, целую партию работ Сезанна и Писсарро?
* * *
Никогда не надо пытаться направлять любителя искусства. Следует воздерживаться от того, чтобы объяснять ему сюжет, втолковывать смысл картины и т. д. В связи с этим на память приходит случай, когда один коллекционер прислал мне фотографию картины. «Я хотел бы иметь пару к тому кубистскому полотну, которое я когда-то купил у Вас и в котором узнал пейзаж Кастилии, – писал он. – Я никогда не видел, чтобы подобным образом передавали атмосферу этой страны». Не откладывая дела в долгий ящик, я объяснил ему в ответном письме, что на холсте изображен не пейзаж, а «Человек, играющий на гитаре».
Я ждал слов благодарности, но вместо них картину мне вернули обратно.