Мы поспешно отправились в мой магазин. Там без всякого смущения человек сказал:

– Сперва покажите мне, где у вас «удобства», ибо, когда у меня переполнен мочевой пузырь, я не вполне хорошо себя чувствую.

Эти приготовления уже заняли у нас четверть часа. Еще четверть часа требовалось ему для того, чтобы добраться до вокзала. Значит, у нас оставалось полчаса, и за это время посетитель успел приобрести внушительную партию работ Гогена, Домье, Ренуара. Он вручил мне задаток, оставил свою визитную карточку и вернулся к фиакру, покачивая головой в такт музыке. На улице аккордеонист выводил ритурнель. Кто-то зашел в магазин и, показывая на удалявшегося человека, сказал:

– Он наверняка из Вены. Венцы приходят в восторг, когда слушают музыку.

Действительно, посетитель оказался жителем Вены.

Через несколько месяцев, не имея от него никаких известий, я написал ему, что жду его распоряжений об отправке купленных картин. Он ответил на редкость любезным письмом, в котором взахлеб расхваливал очаровательный Париж. Но ни словом не обмолвился о своих покупках. Я напоминал ему о картинах дважды или трижды, и каждый его ответ казался мне ответом человека, старающегося обойти неприятную тему.

Я уже собрался было поехать к нему, чтобы выяснить все на месте, как стоимость картин, проданных мной этому клиенту, заметно возросла. Я поспешил сообщить ему эту приятную новость, попутно дав понять, что он не должен больше откладывать окончательный расчет за сделку, поскольку она оказалась такой выгодной для него. Он ответил, что намерен приехать в Париж и что мы вместе где-нибудь позавтракаем.

Мы действительно прекрасно позавтракали на площади Мадлен. Венца сопровождала очень хорошенькая и необыкновенно любезная женщина. Они даже пригласили меня вечером в театр. После спектакля я вынужден был дать согласие на ужин. Мой радушный хозяин проявлял все большую экспансивность. Вдруг он встал с места и, схватив меня за обе руки, произнес:

– Послушайте, дорогой друг, я не могу примириться с мыслью о том, что причиняю вам ущерб, извлекая выгоду из повышения цен на мои картины. Я настроен расторгнуть наш договор.

Его предложение удивило меня лишь наполовину. Конечно же, он принимал за хитрость торговца подорожание, о котором я ему сообщил.

– Меня будет мучить совесть, если я соглашусь на такое возмещение убытков… – сказал я.

– Пусть она вас не мучает, я решился.

У меня была при себе чековая книжка, и я вернул клиенту уплаченный им задаток. Он положил чек в карман с облегчением, словно освободился от непосильного бремени.

Чтобы ответить на его любезность, я в свою очередь пригласил венца на завтрак. Должно быть, он успел навести справки о том, сколько стоят теперь его картины, так как за десертом он опять взял меня за руки и сказал:

– Дорогой друг, я не хотел бы, чтобы наше знакомство было омрачено недоразумением. Позвольте мне взять мои картины обратно…

– Хорошо!.. Но по какой цене? Я же вас предупредил, что они сильно подорожали…

Мой «клиент» не стал больше настаивать.

Через несколько дней кто-то сказал мне:

– Я только что виделся с одним венцем, он страшно зол на вас и говорит, что вы его здорово «приложили»…

Я находился в своем магазине и читал книгу, когда кто-то вошел. Поскольку посетитель хранил молчание, я продолжал читать. Меня представляли человеком, который то, прячась за дверью, готов наброситься на клиента, то чуть ли не прогоняет взашей смельчака, явившегося с намерением что-то купить. Я не бросаюсь на клиентов и не выставляю их за дверь. Заметив, что вошедший то и дело поглядывает на улицу, я в конце концов поинтересовался, не ждет ли он кого-то.

– Я жду, когда кончится дождь, – ответил незнакомец.

Действительно, как только небо прояснилось, он ушел. Поэтому я был немало удивлен, когда снова увидел его на другой день.

– Не скажете ли вы мне, кто сегодня самый великий художник? – вдруг спросил он. И поскольку я смотрел на него с изумлением, посетитель добавил: – Самый великий художник – это Стейнлен. У вас есть его работы?

Я показал ему несколько пастелей. Он тут же купил их. А потом спросил:

– Не могли бы вы достать для меня и другие его вещи?

– Заходите вечерком. Надеюсь, что я их раздобуду.

После полудня я отправился к Стейнлену. Он курил свою трубку возле папок, заполненных рисунками. Я купил у него все.

Вернувшись на улицу Лаффит, я заметил своего «любителя», который прохаживался взад и вперед перед дверью магазина. Он пошел ко мне навстречу и сразу поинтересовался:

– Ну как, они у вас?.. Давайте их скорее…

На следующий день он вернулся. Теперь у него был озабоченный вид.

– Я сделал важное открытие. Самый хороший художник не Стейнлен, а Морен. Я видел его картину, которая, к несчастью, не предназначена для продажи; он почти не уступает Энгру. У вас есть его полотна?

– Да, несколько работ.

Он торопливо купил то, что я ему показал. И, обнаруживая ненасытность, произнес:

– Я хотел бы иметь еще и другие холсты.

– Думаю, что смогу их достать. Приходите вечером, часам к шести.

Я отправился к Морену и приобрел у художника все, чем он располагал. Когда я вернулся в магазин, клиент меня уже поджидал, он не дал даже развернуть принесенный мной сверток с холстами и поспешил уплатить требуемую сумму.

Через несколько дней ко мне заглянул сам Морен.

– Отныне я могу принимать заказы в любом количестве, – сказал он. – Я только что придумал способ, убыстряющий работу. Я набрасываю контуры и с помощью своеобразного распылителя собственного изобретения наношу на рисунок краску.

Сообщить другие подробности о своем изобретении он не захотел, очевидно опасаясь, что им воспользуются другие.

Некоторое время я ничего не слышал о том любителе искусства, но в один прекрасный день он пришел ко мне весьма взволнованный.

– Определенно Морен не самый великий художник, – заявил он. – Но кто же, в самом деле, лучший?

– По правде сказать, – ответил я, – не существует какого-то одного самого великого художника. Есть величайшие художники: Сезанн, Ренуар, Моне, Дега…

Он прервал меня:

– Когда я слышу сразу чересчур много имен, у меня в голове все путается.

И он впал в задумчивое состояние. Поскольку его молчание затянулось, я предложил:

– В затруднительных ситуациях Рабле советовал обращаться к игральной кости…

– Я дал слово сестре, что никогда не притронусь ни к картам, ни к кости.

– А если положить бумажки с написанными на них именами в шляпу и тянуть жребий? Ведь это не имеет ничего общего с игральной костью или картами!