– Здорово, а? – спросил Альберт.

– Не знаю, – сказала крупная женщина. – Может, тут и станет поярче. Если красиво нарисовать. – Она взглянула на Анну. – Ты вроде как не очень взрослая.

Анна пропустила это мимо ушей.

– Я непременно покажу вам эскизы, – сказала она. – Я сначала нарисую все на бумаге. И вы увидите, как это будет выглядеть.

– Эскизы… Ну да! Это хорошо! – заметила женщина. – Это же хорошо, правда, Альберт?

На лице у Альберта отразились сомнения, и Анне захотелось его убить. Он что-то прокручивал в голове, и наконец выяснилось, что именно:

– А как с зеркалами-то быть? Я не собираюсь снимать со стен зеркала.

– А юная художница и не станет об этом просить. Она нарисует свои картинки вокруг, правда, милая? – сказала женщина с полным доверием к Анне.

Такого поворота Анна не ожидала:

– Э-э-э…

– Альберт не станет снимать зеркала, – попыталась объяснить женщина. – Знаешь, он заплатил за них уйму денег. И не сможет с ними расстаться. Так ведь, Альберт?

«Девять стен, – подумала Анна. – Подумаешь, несколько зеркал!»

– Хорошо, – согласилась она и добавила, сохраняя достоинство: – Я включу их в общий дизайн.

– Это будет красиво, – заверила крупная женщина. – Правда красиво, Альберт?

Потом они оба стояли и молча глядели на Анну.

Все решено? Анна попыталась подытожить результаты разговора:

– Хорошо, – сказала она настолько беззаботно, насколько могла. – Завтра я приду и измерю стены.

Никакой реакции.

– До свидания, – произнесла Анна и направилась к выходу, как будто ничего особенного не произошло.

– Я собираюсь расписывать ресторан! – сообщила она с торжеством при встрече с Джоном Котмором.

Он дал ей массу ценных советов, а в конце поцеловал Анну – за шкафом с красками, укрывшим их от посторонних глаз.

И до тех пор, пока Анна не вернулась домой, она не вспомнила, что не оговорила плату за свою работу.

* * *

Три недели Анна провела, делая эскизы. Она взяла в библиотеке книгу о Викторианской эпохе, чтобы узнать, как тогда одевались, и работала все выходные и часто по вечерам, иногда даже пропуская любимые курсы: главное – рисовать.

Включить зеркала в композицию оказалось не так просто, как ей представлялось, – все разного размера и формы. Но Анна решила использовать их в качестве каких-нибудь крупных объектов, окруженных людьми. Вертикальное зеркало может стать зданием кукольного театра с Панчем и Джуди наверху, а по обе стороны будут стоять дети. Зеркало, вытянутое в длину, может превратиться в озеро, заросшее по краям тростником. Законченные эскизы (для каждой стены) Анна развесила в комнатке над гаражом и пригласила маму с папой полюбоваться ими.

А в какой-то момент она собрала все сделанное, принесла хозяевам кафе и разложила на столиках (понадобилась чуть ли не половина из всех имевшихся). Хозяева молча уставились на рисунки. Наконец женщина сказала:

– Довольно красиво. Как тебе, Альберт?

Альберт мрачно переводил взгляд с рисунков на свои кремовые стены.

– А это что? – ткнул он пальцем в кукольный театр.

– Это ваше зеркало, – объяснила Анна. – Я буду рисовать картину вокруг него.

Альберт сверился со стеной:

– Ага…

– Это центр композиции, – добавила Анна.

Теперь Альберт, кажется, был доволен:

– А! Это центр, да?

– Я думаю, это красиво, – опять сказала его жена, подогревая настроение Альберта.

Альберт наконец принял решение:

– Ага! Тогда все в порядке. Можешь рисовать.

Анна гадала, как поднять вопрос об оплате, но Альберт опередил ее:

– Сколько ты за это возьмешь?

Анна запаниковала и назвала первую пришедшую ей на ум сумму:

– Пятнадцать фунтов. – И тут же решила, что загубила все своими непомерными требованиями.

Но Альберт остался спокойным.

– Ну так, – сказал он. – Порядок.

С этого момента Анна с головой погрузилась в работу. По субботам кафе закрывалось после обеда. И к двум часам дня Анна уже была на месте, ожидая, пока уйдет последний посетитель. Альберт снабдил ее лестницей. И первые две недели она переносила задуманную композицию на стены мелом – рисовала, спускалась, чтобы посмотреть, как это выглядит со стороны, снова забиралась на лестницу, вносила в наброски изменения. Весна запаздывала, помещение не отапливалось, поэтому Анна надевала две пары носков и несколько свитеров, которые постепенно покрывались меловой пылью.

Было так странно проводить столько времени в одиночестве, наедине со своими задумками, которые постепенно обретали форму. К концу следующего воскресенья Анна чувствовала что-то вроде легкого опьянения.

Она закончила последнюю форму и, удовлетворенная, опустошенная, уселась прямо на пол. Все стены были в белых линиях: вот проступают контуры кукольного театра, вот по озеру плывут утки, а вокруг комнаты тянется веселая процессия из дам с парасольками, джентльменов на старинных велосипедах и детей с обручами и волчками. Некоторые еще и отражались в зеркалах, висевших на стенах напротив: возникал своеобразный сновидческий эффект.

«Все выглядит именно так, как я задумывала», – решила Анна, и ее охватила радость. Но она тут же подавила в себе это чувство, придирчиво разглядывая все стены по очереди: нет ли там каких-нибудь огрехов в пропорциях или в композиции.

Погруженная в свои наблюдения, Анна не услышала стука в дверь. Но стучали все настойчивее, и она с удивлением поняла: за дверью кто-то стоит. «А вдруг это Альберт? Вдруг он передумал?» – с испугом подумала Анна, открывая дверь. Но это был не Альберт. Это был Макс в форме ВВС. От него почти видимо исходили тепло и энергия.

– Ого! – сказал он, оглядевшись. – Кажется, ты сумела выразить свой эмбиенс[23].

– Эмбиенс? Что это означает? – спросила Анна.

– То, что ты сумела выразить.

Анна провела Макса по кафе, и он разглядывал стены, а потом и ее эскизы с пониманием и воодушевлением. Но выделял он не всегда наиболее удачное. И Анна убедилась, что по крайней мере в какой-то области она разбирается лучше Макса.

– Я не знала, что ты приехал, – сказала она наконец. – Ты заходил домой?

Макс кивнул:

– Я пробуду здесь пять дней. Заканчиваю подготовку.

Это означало, что его приписали к боевому эскадрону.

– Уже… – сказала Анна как можно более беззаботно.