«Что происходит?» – гадала Анна. Совсем недавно жизнь обещала так много: близкий конец войны, роспись стен и… все остальное. (Правда, Анна не хотела признаваться даже себе самой, чего именно ожидала от Джона Котмора.) Теперь же все свелось к бомбежкам. Жизнь стала пустой. В конце июля школа искусств закрылась на летние каникулы. Казалось, что наступил конец света…

Анна отпросилась у миссис Хеммонд на неделю и уехала в деревню к Розенбергам. Написав шесть глав, профессор забросил свои мемуары (так что страсти кипели на пустом месте, подумала Анна) и теперь целиком погрузился в выращивание овощей – для пополнения ежедневного рациона. Тетя Луиза по-прежнему воевала с горничными. А Анна большую часть времени проводила в углу на кухне, рисуя фройляйн Пимке. А когда не рисовала, то помогала в огороде. Она загорела и чувствовала, как набирается сил.

И только вечерами, когда нечего было делать, Анна вспоминала о Котморе: как приходила к нему домой, и как он ее обнимал, и целовал, и говорил что-то с чувством… Она даже сосчитала, сколько раз Джон ее поцеловал: одиннадцать. Не считая формального поцелуя после обеда в кафе. «Если кто-то поцеловал кого-то одиннадцать раз, это что-то да значит!» – думала Анна с надеждой. Но как объяснить поведение Джона в последнее время? Наверное, это как-то связано с его обязанностями перед женой…

Засыпая, она представляла себе самые невероятные ситуации – как Джон объясняется ей в любви. Вот она нарисовала что-нибудь выдающееся… Вот он, преодолевая препятствия, находит ее под обломками после взрыва бомбы. Он такой мужественный. И на нем – ни царапины. А иногда все наоборот: они с ним оказываются под обломками школы искусств, и Анна спасает Джона благодаря своей смелости и присутствию духа… Какая-то часть Анны с презрением относилась к таким фантазиям. А другая ее часть получала от них удовольствие.

* * *

По возвращении в Лондон Анна получила записку от Барбары. Та предлагала встретиться. Анна ухватилась за возможность хотя бы поговорить о Джоне. Они скромно пообедали в «Лайонс Корнер Хаус».

Анна нахваливала талант Джона и другие его достоинства. Барбара с милой улыбкой согласно кивала, соглашаясь. И Анне стало немного легче. Они встречались еще два раза – один раз ходили в кино, другой раз – на концерт. Но потом у Барбары появились дела, и она не могла больше встречаться. Так что Анна почувствовала себя еще более одинокой, чем раньше.

Однажды, когда она скучала за пишущей машинкой, позвонил Гарри. У него на руках было несколько билетов на концерт (ничего выдающегося – Бетховен и Моцарт): не хочет ли Анна пойти?

– Пригласи кого-нибудь, – сказал Гарри. – Я зову всех, кого знаю. Но еще много билетов осталось.

Среди тех, кого знает Гарри, конечно, непременно будет Джон Котмор, сразу пришло на ум Анне. И ее сонливость как рукой сняло.

– Мне бы очень хотелось пойти! – закричала она в трубку, удивляясь собственному энтузиазму.

А в голове у нее сразу стали строиться планы: что надеть, что сказать, какое выражение придать своему лицу.

– Завтра вечером я иду на концерт, – объявила она маме с папой за ужином.

– С кем? – спросила мама.

Анна нахмурилась: с чего это мама так любопытна?

– Это не кто-то конкретный. Я иду с компанией из школы искусств. Есть билеты. Но исполнять будут в основном Бетховена. А многие считают его музыку устаревшей. Поэтому желающих не так много.

Подошла фрау Грубер – забрать грязные тарелки.

– У вас сегодня нет аппетита? – спросила она папу: он оставил на тарелке большую часть овощного пирога.

Папа в ответ улыбнулся и покачал головой, соглашаясь.

– Бетховен… – сказал он, и Анна заметила, как папа побледнел. – Что будут исполнять?

Седьмую симфонию и что-то еще, Анна не запомнила. Папа кивнул. Мама начала говорить что-то о еде, но папа ее перебил:

– Я бы хотел пойти с тобой.

– На концерт? – воскликнула Анна.

Но это же невозможно!

– Там неудобные места, – быстро заговорила Анна. – Это совсем не то, что было в Берлине. Это наверху, на галерее. Нужно будет очень высоко подниматься. Такие места берут только студенты.

Папа опять кивнул:

– Ничего страшного. Мне очень хочется пойти.

Анна уставилась на папу с ужасом.

– Ты действительно хочешь пойти? – переспросила мама. – Кажется, это совершенно спартанские условия.

Анна с надеждой ждала папиного ответа, но папа кивком головы отмел все сомнения:

– Неважно, где сидеть. Я хотел бы послушать музыку.

Ответить на это было нечего.

Убедившись в бесплодности возражений, Анна промямлила что-то вроде согласия и остаток ужина мрачно молчала. Впервые за все это время ей выпал шанс увидеть Джона – но она будет с папой! Сидя без дела, Анна весь день то фантазировала, то строила планы, как ей остаться с Джоном наедине. Возможно, удастся спросить его, что произошло. Возможно, он объяснит. Возможно, даже скажет…

Но в присутствии папы все это нереально!

Вопреки опыту, Анна пыталась себя убедить, что папа еще может изменить свое решение. Но когда на следующий вечер она пришла к театру, он был уже там – разглядывал афишу в фойе. Вокруг папы в его потертом, нездешнего вида пальто словно клубилось печальное облако. И Анна почувствовала прилив любви и раздражения.

– Привет, – сказала она.

Но прежде чем Анна успела добавить что-то еще, ее сердце подпрыгнуло: ко входу, ведущему на галерею, спешил Котмор. Пришел все-таки!

Анна поволокла папу к Гарри, выдававшему билеты, и с трудом сдерживала нетерпение, пока Гарри выражал радость от встречи с папой, а папа что-то отвечал на своем неуклюжем английском. Когда они подошли ко входу на галерею, Джон Котмор давно исчез. Папа начал энергично подниматься по лестнице, но двигался очень медленно: мимо них успели пройти несколько студентов из школы искусств. «И все они усядутся вокруг Джона», – думала Анна. Места наверху не были пронумерованы, можно было садиться где нравится.

И действительно: когда они с папой наконец преодолели лестницу и оказались на галерее с наклонным потолком, под самой крышей театра, все места рядом с Джоном были уже заняты. С одной стороны рядом с ним сидел усатый мужчина, в котором Анна узнала одного из преподавателей школы, с другой стороны – Барбара. А вокруг – студенты. Анна смотрела на них с угрюмым видом. А папа в это время втягивал в себя воздух.

– Чудесно! – воскликнул он. – Этот запах! Я не был в театре много лет, но ничего не изменилось.

Он устремился вперед.

– Сядем здесь? – спросил он, указывая на свободные места у прохода. – Или ты предпочитаешь сидеть вместе со своими друзьями?

Анна мрачно взглянула на толпу вокруг Джона.

– Давай сядем здесь, – ответила она.