— Лорк, ты неисправим!

— Тебе полегчало оттого, что я все продумал?

— Я в ужасе.

— Вот еще довод, Князь, можешь использовать: ты бьешься не только за Дракон, но и за экономическую стабильность Внешних Колоний. Если побеждаю я, треть галактики вырвется вперед, а две трети отстанут. Если побеждаешь ты, две трети галактики будут жить как живут, а треть падет.

Князь кивнул:

— Давай спали меня своей логикой.

— Я должен выжить.

Князь ждал. Супился. Сдвинутым бровям перечил недоуменный смех:

— Это все, что ты можешь сказать?

— К чему мне утруждать себя, доказывая, что рабочих можно, пусть и сложно, переместить? Что войны не будет, потому что миров и еды им хватит… если, Князь, распределять ее как надо? И что прибавка иллирия создаст кучу новых проектов и работы хватит всем?

Князевы черные брови выгнулись дугой.

— Столько иллирия?

Лорк кивнул:

— Столько.

У громадного окна Лала подбирала уродливые комки стекла. Разглядывала их, кажется не слушая беседы. Но вот Князь вытянул руку. Лала мгновенно вложила в нее стекло. Она ловила каждое их слово.

— Интересно, — сказал Князь, глядя на осколки, — сработает ли. — Пальцы сжались. — Ты настаиваешь на возобновлении междоусобицы?

— Князь, ты дурак. Силы, вскрывшие старую вражду, струились вокруг нас, когда мы были детьми. К чему делать вид, что наше поле боя маркируют эти параметры?

Кулак Князя завибрировал. Рука открылась. Яркие кристаллы жег изнутри синий огонек.

— Гептодиновый кварц. Он тебе знаком? Умеренное давление на стекло с примесями часто порождает… «Умеренное», говорю я. Разумеется, термин геологически условен.

— Ты опять мне угрожаешь. Уходи, сейчас же. Или тебе придется меня убить.

— Ты не хочешь, чтобы я ушел. У нас тут маневры в рамках одного поединка — решается, какие миры падут и где. — Князь взвесил кристаллы на ладони. — Я могу идеально продырявить одним из них твой череп. — Повернул руку; осколки вновь упали на пол. — Лорк, я не дурак. Я жонглер. Хочу, чтобы все наши миры вращались вокруг моих ушей. — Он поклонился и отступил. И снова его нога задела зверя.

Себастьянов питомец рванул цепь. Рассекли воздух паруса, толкая хозяйскую руку взад-вперед…

— Сидеть! Сидеть, сказал кому!..

…цепь вырвалась из руки Себастьяна. Тварь воспарила, замоталась туда-сюда у потолка. И бросилась на Лалу.

Та замахала руками, защищая голову. Князь увернулся, сделал нырок под крылья. Рука в перчатке ударила вверх.

Тварь запищала, отлетела, отбиваясь крыльями. Князь снова стеганул рукой по черному телу. Оно забилось на лету, рухнуло.

Тййи вскрикнула, подбежала к зверю — тот слабо трепетал на спине, — оттащила. Поднялся с табуретки, бугря кулаки, Себастьян. И упал на колени, склонился над раненым питомцем.

Князь повертел черной рукой. Ткань замарал жидкий пурпур.

— Это создание атаковало тебя на Эскларос, верно?

Лала все так же молча выпрямилась и столкнула темные волосы с плеча. Платье — белое; низ, воротник и рукава — с черной каймой. Она коснулась окропленного кровью атласного лифа.

Князь смотрел на мяучащее нечто между Тййи и Себастьяном.

— Счет почти равный, Лала? — Потер руки — плоть о кровавый мрак, — набычился на заляпанные пальцы. — Лорк, ты задал вопрос: когда я воплощу угрозы в жизнь? В любой момент в течение шести минут. Но между нами еще эта звезда. Слухи, о которых ты говорил Лале, нас достигли. Защитная вуаль, в которую завернулась Великая Белая Сука Севера, твоя тетушка Циана, эффективнее некуда. Вуаль заволокла все, едва ты покинул кабинет. Но мы подслушивали и у других замочных скважин; и узнали о звезде, что станет новой. Она или такие же звезды, очевидно, влекут тебя уже какое-то время. — (Голубые глаза отстали от испачканной ладони.) — Иллирий. Не вижу связи. Не важно. Люди Аарона работают над этим.

Напряжение болью скакнуло между бедрами Лорка и поясницей.

— Ты к чему-то готовишься. Давай. Действуй.

— Я должен понять как. Голой рукой, я думаю… нет. — Выгнулась арка бровей. Князь поднял темный кулак. — Нет, этой. Я уважаю твою попытку оправдаться передо мной. Но как ты оправдаешься перед ними? — Окровавленными пальцами он показал на экипаж.

— Эштон Кларк был бы на твоей стороне, Князь. И правосудие. Я здесь не потому, что сотворил ситуацию. Я всего лишь стараюсь ее разрядить. Я должен драться с тобой, потому что думаю: победа за мной. Ничего сложного. Ты за стазис. Я за движение. Все движется. Никакой этики. — Лорк посмотрел на близнецов. — Линкей? Идас?

Черное лицо поднялось; белое опустилось.

— Вы знаете, чем рискуете в этом состязании?

Один глядел на него, другой в сторону, оба кивнули.

— Хотите уволиться с «Птицы Рух»?

— Нет, капитан, мы…

— …в смысле, даже если все это…

— …все изменится, на Табмене…

— …во Внешних Колониях, может быть…

— …может, Товия оттуда уедет…

— …и мы снова будем вместе.

Лорк усмехнулся:

— Думаю, Князь возьмет вас с собой, если захотите.

— В дегте и перьях, — сказал Князь. — Отбелю — завороню. Вы воплотили свои мифы в жизнь. Черт бы тебя побрал, Лорк.

Вышла вперед Лала.

— Вы! — сказала она близнецам; оба подняли глаза. — Вы хоть понимаете, что случится, если поможете капитану фон Рэю и он преуспеет?

— Он может победить… — Линкей наконец отвернулся, серебряные ресницы дрожали.

Идас придвинулся, прикрывая брата.

— …а может и не победить.

— Что говорят о нашей культурной общности? — Это Лорк. — Мир не таков, каким ты его видел, Князь.

Лала резко обернулась:

— Есть доказательства, что в нем все по-твоему? — Не дожидаясь ответа, уставилась на Злато. — Лорк, посмотри.

— Я смотрю. Что ты видишь, Лала?

— Вы — ты и Князь — хотите подчинить внутренний огонь, движущий миры против ночи. Здесь огонь прорвался. Ранил этот мир, этот город так же, как Князь ранил тебя.

— Чтобы носить такой шрам, — сказал Князь (Лорк ощутил, как деревенеет челюсть; кучкуются мышцы на виске и лбу) неспешно, — ты, верно, должен быть круче меня.

— Чтобы его носить, я должен тебя ненавидеть.

Князь улыбнулся.

Мыш, видел Лорк краем глаза, попятился к косяку, обе руки за спиной. Вялые губы отпали от белых зубов; оба зрачка очертил белок.