Перед центральным вокзалом она наткнулась на толпу, которую не пускали в станционное здание. Как ей сообщили, прибыл санитарный поезд, который вот-вот начнут разгружать. Ильза испугалась. Может быть, среди раненых находился и Вальтер Пуш? Внезапно он стал ей особенно дорог. Даже если его ранили, она смирилась бы с этим, только бы он жил. Некоторое время она смотрела, как санитары выносили раненых из поезда и укладывали в автомобили с красным крестом. Некоторые раненые ковыляли на костылях, других просто невозможно было опознать, так как их головы были обмотаны белыми бинтами, при этом у многих оставалась лишь узкая щелочка для рта и глаз.

— Они обморожены, — пробормотал пожилой мужчина, стоявший рядом с ней.

Она направилась к одному из часовых, стоявших у ограждения перед входом на вокзал.

— Возможно, среди раненых находится мой муж, — сказала она тихо.

— Их всех развезут по больницам, — услышала она в ответ. — Завтра Вы можете узнать, есть ли он среди них.

Ильза не стала обзванивать больницы. Всякий раз, когда у нее звонил телефон, она пугалась, что звонок мог быть как раз оттуда. Лишь через два дня она несколько успокоилась и принялась вновь готовить посылки к отправке. Снова она сочинила маленькие записки, описала замерзший Мюнстер, поведала о детях, катавшихся по каналу на коньках. Она надеялась, что ей удастся развеселить его таким вот примечанием:

Собственно говоря, карнавал запрещено устраивать, но вчера около сотни человек тайком собрались в одном из дальних залов гостиницы «Фюрстенхоф» и стали распевать старые карнавальные песни. Я не пошла туда.

В ночь на 23 января в Мюнстере ненадолго потеплело. В результате бомбежки загорелись несколько домов, снег на Лингенерштрассе начал таять. По булыжной мостовой потекла вода, утром все это замерзло и превратило улицы в каток. Ильза Пуш побежала в бомбоубежище рядом с управлением воздушных сообщений. Там на раскладушке она провела всю ночь без сна вместе с сотнями других людей. В три часа последовал сигнал отбоя, опасность миновала. Тот, кто желал, мог возвращаться домой. Ильза решилась идти, вначале она зашла в свою лавку, затем на квартиру, обе оказались в целости и сохранности.

Три дня спустя с самого утра и до вечера падал снег, сожженные дома на Лингенерштрассе покрылись белыми шапками и выглядели очень живописно.

В этот день в магазине побывало совсем мало покупателей, почтальонша вновь вернула две посылки.

— Ну, вот и прекрасные теплые наушники вернулись назад, — запричитала Ильза.

По пути к центру города она увидела русских пленных, расчищавших трамвайные пути. Конвоир с винтовкой за спиной прислонился к фонарному столбу и курил трубку. Так вот как выглядят эти страшные люди, о которых часто писал Вальтер Пуш. Ильза остановилась и уставилась на людей, возившихся с лопатами. Один из них поднял голову и взглянул на нее. Было ли у него просто такое лунообразное и приветливое лицо, или же этот человек действительно расплылся в улыбке? Ильза улыбнулась в ответ, но сразу же со страхом отвернулась.

Конвоир оторвался от столба, медленно приблизился к ней и сказал:

— Я бы этого лучше не делал.

Вечером она пошла на исповедь. Когда Ильза шепотом поведала пастору, что улыбнулась на улице русскому пленному, то услышала в ответ: «Милое дитя, улыбка никогда не была грехом».

Своему Вальтеру она написала:

Пленные выглядят не столь уж плохо, как ты мне расписывал, некоторые даже улыбаются.

Меня особенно удручает то, что сейчас в газетах помещается так много траурных объявлений. Русская зима уносит немало жизней. Вчера в лавку зашла незнакомая женщина лишь для того, чтобы сказать, что ее сын погиб под Ленинградом. Она так горько плакала. От дяди Карла из Дипхольца пришла весть, что их Андреас пропал без вести. Надеюсь, что ты скоро вырвешься из этой ужасной России.

В полночь она отнесла письмо на вокзал, так как полагала, что по железнодорожной дороге оно дойдет быстрее.

После этого по радио она прослушала колыбельную песенку. Перед тем, как идти спать, Ильза вышла на балкон, но звезд на небе не увидела. В Мюнстере Дед Мороз также вступил в свои права, от Урала до Атлантики царствовала сплошная зима. Над балконом, где сейчас стояла Ильза, висели сосульки. Кусты в саду будто надели белые шапки.

В замерзшей России

Дорогая Ильза!

Фронт постепенно стабилизируется. Мы вновь занимаем надежную позицию и даже имеем неплохие условия расквартирования. Русские истекают кровью. Наши пехотинцы рассказывают, что пленные, которых они захватили, были поголовно пьяными. Бедных русских парней поят водкой и бросают на немецкие позиции. То, что потери при таком ведении войны оказываются огромными, никого там не трогает. У них такие богатые людские ресурсы, что им ничего не стоит ежедневно посылать тысячи людей на смерть. Так матушка Россия теряет миллионы своих сыновей.

Война с Россией была неизбежной. Я не могу себе даже вообразить, что произошло бы в случае нападения этих пьяных орд на Германию. Немецкие солдаты ведут себя по отношению к русскому населению излишне благородно. Но немцы ведь по своей природе порядочные люди.

По радио сейчас передают песню со словами: «Все проходит мимо, за каждым декабрем вновь следует май». Но, декабрь уже миновал, за ним пройдут еще несколько месяцев, и вновь наступит солнечный май. А двое влюбленных будут хранить верность друг другу. Пожалуй, еще месяца три тебе придется провести без меня. Сейчас, когда я тебе пишу, звучит чудесная музыка. Сегодня воскресенье, и минула еще одна неделя войны. Я еще послушаю армейскую радиостанцию «Белградский часовой», затем спокойно улягусь и буду вспоминать тебя.

Дневник Роберта Розена

Уже свыше недели мы квартируем в маленькой деревушке. Мы привыкли к местному населению, а оно к нам. Живем в доме вместе с двумя пожилыми русскими женщинами, которые к нам, немцам, относятся по-матерински. У них у самих не так уж много еды, но чем дольше мы с ними живем, тем чаще они делятся с нами своими скудными запасами. Сегодня после обеда мы подарили им кусок пирога. Они тут же выставили нам две миски творога. И каждое утро на столе стоит горшок с молоком. Обе старушки взяли на себя заботу также и о нашем белье. Позавчера они выстирали мои носки и повесили их сушиться на веревке на улице, поскольку мороза не было. Вечером у нас была смена белья, и мы должны были получить новые вещи взамен старых. Я снял свои носки с веревки, ничего не сказав старушкам об этом, и отнес, чтобы поменять их. Когда вернулся домой, то женщины встретили меня со слезами на глазах, потому что мои носки, как они считали, кто-то украл. После того, как я им разъяснил, что произошло на самом деле, они несказанно обрадовались. Думаю, что когда нам придется уходить отсюда, то обе старушки будут чрезвычайно опечалены.

Скука стоит невообразимая. Сегодня мы весь день играли в кости в игру «Не сердись». Единственное разнообразие вносит радио. Наш санитар слушал в наушниках трансляцию футбольного матча Германия — Испания. Он громко комментировал его ход, так что все, находившиеся поблизости, получили представление об этой игре. Собственно говоря, сейчас можно было бы отправить нас в отпуск. Ничего ведь не случится, пока снег не растает, и дороги не подсохнут. Но кто знает, какие планы у высокого начальства относительно нас?