— Да как вы можете говорить такое? — взвилась Надя. — Эти деньги… от них жизнь зависит… Моя сестра при смерти… операция назначена на шестнадцатое, а у меня теперь даже на нее денег не хватит, а потом еще потребуется…

Следователь только покачал головой, вздохнул и сказал:

— Крепитесь, Надежда Владимировна. Может, вам в какой-нибудь фонд обратиться за помощью? Хотя, за четыре дня ничего вы не успеете. Там бумаги, документы, счета… Вряд ли… Может, у родственников или друзей займете, на такое-то дело?

— Нет у меня никого, — сокрушенно вздохнула Надя и пошла к двери.

— Так не бывает, всегда есть кто-то. Мир не без добрых людей…

Надя уже вышла в тускло освещенный коридор, когда он произнес последние слова.

Именно это она говорила сегодня утром сестре, надеясь занять деньги на реабилитацию…

Да. Она займет. Она займет больше, только и всего!

Сейчас ей было все равно — с каких доходов она будет расплачиваться. Плевать! Она в кабалу пойдет, будет одним хлебом питаться, но сестре поможет! Должна помочь!

Она сейчас же поедет к Зинковскому. Он известный фотограф, у него выставки… У такого человека должны быть деньги…

Через час она сидела в студии фотохудожника и рассказывала ему о всех несчастьях, свалившихся за последние три недели на ее голову. Рассказала о том, как едва найдя сестру, узнала, что та умирает и помочь может только срочная операция; о том, как съездила на родину и продала квартиру, деньги за которую должны прийти на днях; о том, что остаток от выигрыша, хранившийся на ее счете, исчез…

— Володя, — она умоляюще смотрела на него, — я пришла попросить у вас в долг. Я отдам, я обязательно отдам… Я честный человек, поверьте… Если не верите, что деньги нужны на операцию — позвоните в клинику в Песочном, вам подтвердят, что Вера Обичкина нуждается в операции…

— Наденька, конечно, я помогу вам, но у меня нет больших денег, да и не было никогда. Вот, — он достал потертый бумажник из висевшего на стуле пиджака. — Четыреста пятьдесят долларов и… три тысячи рублей. Это все, что у меня есть…

Надя онемела. Это капля в море… Она рассчитывала занять тысяч пять или шесть.

Она молча взяла доллары, и даже не поблагодарила, не слышала, что говорил ей Зинковский, провожая до дверей.

С чего это ей пришло в голову, что абсолютно чужой человек одолжит ей большие деньги? Впрочем, он вывернул весь свой кошелек… Наверно, у него действительно больше ничего нет…

Ноги сами вывели ее на бульвар, и она уселась на одну из скамеек возле клумбы в высоком гранитном обрамлении.

Мимо проходили люди, спешащие к метро, на соседней скамейке целовалась парочка, никому не было до нее дела в этом большом городе, внезапно ставшем чужим.

Она сидела так некоторое время, уставившись в пространство невидящими глазами. Ей никак не удавалось сосредоточиться. Из транса ее вывел вопрос:

— Разрешите прикурить?

Над ней, согнувшись, стоял патлатый парень лет восемнадцати.

Только тут она заметила, что держит в руках незажженную сигарету и зажигалку.

Парень прикурил и, кивнув в знак благодарности, понесся дальше.

«Что я здесь высиживаю? Надо что-то делать… Надо искать деньги… Кажется, модельное агентство не так далеко отсюда…»

В кабинете Екатерины Амосовой царил хаос. Хозяйка шерстила полки, выкидывая ненужные папки прямо на пол, а кое-что складывала в большие картонные коробки. Надя едва нашла в загроможденном пространстве место, куда поставить ногу.

— А, пришла? — обернулась Екатерина на звук открывшейся двери. — А мы вот переезжаем. Наконец новое помещение готово. Красотища там будет!!! Заезжай как-нибудь посмотреть…

Амосова говорила, не прерывая процесса переборки бумаг.

— Да, ты сестру-то нашла?

— Нашла. Только Вера при смерти… Лейкемия.

Екатерина обернулась и уставилась на Надю.

— Ей нужна срочная операция. У меня были деньги на счете, и еще от продажи квартиры вот-вот придут. Только со счета деньги украли какие-то мошенники…

— Как украли?

— Через банкомат. Они там что-то сканируют и могут без карты деньги снять.

— Да, у моей подруги так пятьсот долларов сперли, давно еще, когда банкоматы только появились. Я думала, теперь так не воруют… А Вера, — опомнилась Амосова… — как же так? Лейкемия… она же такая молодая… лет тридцать?

— Тридцать три, — уточнила Надя.

— И сделать ничего нельзя?

— Операция назначена на следующий вторник, а у меня денег не хватает.

— Сколько? — по-деловому поинтересовалась владелица модельного дома.

— У меня есть восемь с половиной тысяч евро, десять должны прийти на днях, я квартиру свою продала.

— Что так дешево?

— У нас в городе однокомнатные именно столько и стоят.

— Ну да, — понимающе кивнула Амосова.

— А надо на операцию двадцать тысяч и двадцать-двадцать пять на реабилитацию.

Екатерина только присвистнула.

— Если вы можете мне одолжить тысяч пять евро, то мне хватит на операцию и на первые десять дней реабилитации…

— А потом?

— Я что-нибудь придумаю…

— У меня сейчас таких денег нет, да и вообще голяк, я же в ремонт вложилась. Постой, не реви заранее. Я до завтра эти деньги найду. В конце концов, у бывшего своего возьму, он мне больше должен. Я старалась не брать у него, даже на алименты не подавала, хотя он и не отказывался, а сейчас возьму, коль такое дело.

Она нашла на заваленном бумагами столе свой телефон и заговорила в трубку.

— Котя? Это твоя бывшая законная киска. Да, Катерина… А у тебя их что, десяток был? Твое предложение в силе остается? Какое-какое? Деньгами помочь… Да, надо, срочно… Нет, не ремонт. Там все готово, переезжаю завтра… Не важно, нужны и все… Пять тонн. Не рублей, конечно, евриков. Хорошо, поужинаем. И Сашку возьму. Сам заедешь? Договорились.

— Мой бывший ученый муж. То есть бывший муж, но он ученый… Сто лет от него копейки не видела. Да и с чего? С пяти тысяч зарплаты? А тут ему грант отвалили. Заслужил, наконец. И сам, как честный человек, предложил мне за все эти годы… Мы уже десять лет врозь, но сына он подтягивает, тому на будущий год в институт. И меня опять просит вернуться…

Наде сейчас были неинтересны обстоятельства чужой жизни, она вопросительно смотрела на Екатерину.

— Мне завтра подъехать?

— Я сама тебе завезу утром. Ты где живешь?

— На Большом проспекте Васильевского.

— Отлично. Часов в девять. Номерок свой оставь, подъезжать буду, звякну.