– А костыль?

– Он в прошлом году упал с лошади. До сих пор хромает.

– Ничего себе! – воскликнула пророчица. – А ветка к чему?

– Связка сухих ветвей – герб графского дома Мербер. Кристиан Мербер – его маг.

К вечеру поймали обоих. Маркиз ползал перед Ноальдом, пытаясь ухватить его ногу, умоляя о пощаде, предлагал деньги, родовые земли, любую из своих семи невинных дочерей и даже всех скопом за возможность покинуть Ордэс. Маг сохранял на бледном породистом лице выражение крайнего презрения, в том числе и к маркизу, и не проронил ни слова. Его арест стоил жизни трём стражникам и пяти гражданским, включая шестилетнего мальчика: колдун обрушил стену дома, заваливая проход. Я начала понимать тягу военных к формулировке «без суда и следствия». Но дело казнокрадов и убийц должен решать королевский суд.

Однако ждать дольше я не могла: где-то далеко страдало моё чудовище. Я подошла попрощаться со спящим Виктором, поправила его разметавшиеся волосы и поцеловала в лоб.

– Симона, какой же он красивый! Я бы смотрела и смотрела! – Пророчица села на низенькую скамеечку и положила локти на кровать. – Прямо удавить готова заразу, которой он достанется!

Влетел Ноальд, схватил с подоконника цветочный горшок без цветов и выбежал из спальни. Мы с Лаурой переглянулись. И прислушались. В малой гостиной короля переговаривались двое, слов было не разобрать.

Пророчица на цыпочках юркнула к двери и приникла ухом к замочной скважине.

– Мне не слышно! – шепнула я.

Она тихонько приоткрыла дверь.

– Пожалуйста! Они непременно должны вырасти! – с жаром убеждал кого-то Ноальд.

– Ну, не знаю…

– Уважаемый, вы же помните Герду?

– Нет, сударь, не помню. – Ответ был слишком поспешным.

– Вы тогда служили помощником главного королевского садовника. Уже можно помнить, не бойтесь.

– Уверены?

– Абсолютно.

– Ну, вроде бы…

– Эти розы, – продолжал Ноальд, – Герда подарила королю, тогда ещё принцу, перед похищением его Снежной королевой. Очень важно, чтобы они не погибли. Его величество сам посадил их. Я предлагал позвать профессионала, но король настоял: «В память о Герде. Я должен». Вы понимаете? Как за ними ухаживать, мы, разумеется, не знаем. О, зачем же рыться в земле? Вы погубите семена, их больше нет!

– Сударь, с чего вы взяли, что здесь розы? Это капуста.

Пророчица повернулась, зажав рот ладонью. Её карие глаза, казалось, от счастья сейчас спрыгнут с покрасневшего лица.

* * *

Я подошла к окну. Внизу из кареты выгружали вещички пророчицы.

– Лаура, куда мне ехать-то?

Она разложила карты.

– На юго-запад.

– А поточнее?

Карты и кости молчали.

На проспект Вернадского[21]?..

– Когда такое предсказание, нужно просто слушаться. И что-то произойдет, – кивнула Лаура. И добавила: – Что-то хорошее. Или необходимое.

Мы – я и кучер – ехали до темноты. На окраине незнакомого городка он остановил экипаж.

– Ваша светлость, давайте найдём ночлег. Лошади пусть и заговорённые, а притомились. И самим бы передохнуть не грех.

Гостиница была чистой, работники – приличными, а герб Виктора Кая обеспечивал вежливость на грани подобострастия.

– Пока мы в Ордэсе, госпожа, бояться нечего.

– И дальше – нечего. У нас сильные охранные амулеты.

Меня устроили с комфортом – даже удалось принять ванну. Ужин был вкусным, простыни свежими. За окном чирикала какая-то вечерняя птаха. Под неё я и уснула. Снов не видела. Так уморилась, что ночь сплавилась в мгновение: моя щека касается крахмальной наволочки – и я открываю глаза, щурясь от солнечного зайчика, стрельнувшего между ставнями.

Нигде не было часов, но, похоже, недавно рассвело. Я спустилась вниз, никого не встретив, и распахнула дверь.

О! Вчера я и не заметила, что рядом с гостиницей такой красивый парк. В нём пахло сиренью, хотя мне не попалось ни единого куста. Разве она цветёт в это время года? Я медленно шла по прямой, как стрела, аллее. Деревья с синеватыми листьями осыпáли меня оранжевыми лепестками. Они цеплялись за волосы, скользили по лицу, нежно задевали ладони. Здесь весна?

Аллея вывела на берег озера. В десяти шагах сидел одинокий рыбак.

– Простите, – начала я, – не подскажете…

Он обернулся.

Это был Вольфрам, с которым я танцевала у Адама и Бэллы. Я подбежала к нему, обняла, прижалась к широкой спине.

– Боже мой! Неужели я вас нашла! Поверить не могу!

– Ну, перестань… Рыбу распугаешь.

– Как я рада, что вы не пострадали! Я боялась…

– Чего ты боялась?

– Ну, колдун же…

– Забудь про него.

– Значит, вы смогли его победить?

– Конечно.

Он встал. Улыбается. Есть что-нибудь в мире лучше его улыбки?

Мы надолго замерли, прильнув друг к другу. Я хотела рассказать, как тяжело шла к нему, как мне было больно и страшно, о своих приключениях и новых друзьях, с которыми я обязательно его познакомлю. Но слова застряли в горле. Ещё успею.

Мы взяли садок с рыбой и побрели через парк, держась за руки. Удивительно, но с моей фантазией я ни разу не пыталась представить себе нашу встречу. Боялась спугнуть её?

– Я уже видела этот дворец.

– Мы были в нём на балу чудовищ.

– Ой, действительно! А я навещала Адама. И не узнала его дворец. Странно… Вы живёте здесь?

– Да. Хозяева уехали, он в нашем распоряжении.

К вечеру небо потемнело, поднялся ветер. Я стояла на балконе, положив руки на старый мрамор перил – нагретый за день и шершавый. По озеру бежала дрожь, волновались камыши. Далеко на западе гремела гроза, расчёркивая тучи золотыми зигзагами молний. А в голове крутился ноктюрн Листа. «Грёзы любви». Ну какие же это грёзы? Вот моя любовь. Я слышу его шаги, а теперь он попросил закрыть окно в столовой и пожарить рыбу. Подать бокалы для белого вина. Непостижимое дело – человеческая голова.

– Сударыня, через четверть часа ужин, – толстый камердинер кланяется.

Я оглядела платье. Да уж… Но другое лежало в сундуке на постоялом дворе. Надо будет забрать багаж. И отправить назад карету. Я совершенно об этом забыла! Платье-платье… Не могу же я залезть в чужой шкаф. Или могу?..

Странно, я помню Бэллу, хозяйку, она крошечная, а весь гардероб будто на меня сшит. Синее или лиловое? Две полки туфель моего размера. Магический мир. Вот бы дома так!