Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты прекрасна! – Вольфрам целует мне руку.
Слуга наливает вино. Я не разбираюсь в вине. Вкусное. Свечи, цветы. Ужин закончен, мы сидим рядом на диване, я чувствую себя той самой девушкой из песни, без мыслей и снов, в красном шёлковом платье, расшитом осами[22]. Живёшь-живёшь, страдаешь – бац! – и счастье. Осталось только ножки поджать.
Вдруг я поняла, что не знала абсолютного счастья до сегодняшнего дня. Даже после бала чудовищ. Некоторые считают время голограммой, по их идее к каждому его мгновению уже привязано будущее. Наконец-то ужасное будущее, отравившее наш первый поцелуй, превратилось в прошлое. Поцелуй…
– Тут есть музыканты? – спросила я Вольфрама.
– Сейчас узнаем.
Пришёл долговязый скрипач.
Опять «Грёзы любви»?!
– Будьте любезны, сыграйте, пожалуйста, что-нибудь повеселее. Желательно, на три четверти.
Кланяется.
– Вольфрам, вы умеете танцевать вальс?
– Конечно.
У них тоже есть вальс?
Скрипач заиграл «Синюю птицу» Шопена. Да уж… Определённо повеселее. Может, у скрипача, в отличие от нас, несчастная любовь?
Я не заметила, как музыкант исчез. А мы замерли посреди комнаты. Нужно попросить слуг не ставить букеты сирени. Их не видно, но запах… Куда делся стол? Неважно. Зато теперь у меня будет рейтинг поцелуев.
* * *
Было раннее утро. Рядом спал Вольфрам. Как тихо он спит! Он вообще дышит? Дышит. Повернулся на спину. Брови сдвинуты. Наверное, ему снится что-то неприятное: бой с колдуном, например, или его мытарства в шкуре волка. Бедный! Я подула ему на лоб. Мама всегда так делала в детстве. Она говорила, чтобы отогнать страшный сон, надо легонько подуть.
На банкетке лежит синее платье. Разве вчера я была не в лиловом?.. О… Как душно! Скорее на воздух. Совсем нет ветра. Каменный пол балкона почти не остыл за ночь. Парк расплывается перед глазами зелёным пятном. Стоит сегодня искупаться в озере. Почему мне так плохо? Колени подгибаются… Хочу закричать. Голоса нет.
– Вольфрам!
Я вижу людей. Они тревожно и напряженно вглядываются… в меня?! Вряд ли. Их лица теряют чёткость, и я ничего не слышу. Они шевелят губами. Пророчица? Нет, показалось.
– Что со мной, Вольфрам?
– Ты устала, дорогая. Отдохни. Твое путешествие истощило тебя.
Путешествие?..
Он сразу перешёл на «ты», а у меня не получается. Обнимает. Почему я плачу?
– Доктор сказал, всё наладится. Прогулки, танцы, подогретое сладкое вино с пряностями – и ты будешь в полном порядке.
Танцы?..
Мама страдала гипотонией, папа держал на этот случай бутылку грузинского вина, добавлял гвоздику, кардамон, перец и мёд. И поил её из стеклянной чашечки.
* * *
– Сегодня у нас приём. Скромный. Человек тридцать соседей.
– Извините, но я ещё не совсем поправилась.
– Доктор велел больше общаться, двигаться. Нужны эмоции.
Когда он такое говорил? Я и доктора-то не помню…
– Ты уже три дня не встаёшь. Хорошо бы встать. Но если нет настроения, я всё отменю. Милая, твое твоё здоровье дороже всего!
Три дня?!
– Ладно, неудобно перед соседями. Я встану.
Как душно… Почему везде пахнет сиренью? Благовония или от свечей? Кто эти люди? Некоторые вроде бы мне знакомы. Тяжёлое платье… Пить… Дайте пить!..
* * *
– У неё опять мало эмоций! За что я вам плачу?
– Подождите, мы разбираемся. Аш’Шахаа, ты кормил её?
– Да, мой господин.
– Сколько раз?
– Десять. У меня всё записано.
– Недостаточно.
– Но она у нас всего девятую луну. Люди так часто едят?
– Что ты давал ей?
– Воду, мой господин. Она ела воду.
– Идиот!..
– Послушайте, ваша женщина ничего не чувствует. Она сломалась?
– Вы подсунули нам сломанную женщину?!
– Вы обещали не только поцелуи!
* * *
Я сижу в парке на траве. Тёплый вечер. Вольфрам лежит рядом. Мне немного лучше.
Почему я в жёлтом платье?..
– Тебе очень идёт этот цвет.
Ненавижу жёлтый!
Чудесный закат: небо из тёмного золота через сумрачные полосы туч уходит в нежную лазурь. А я слышу adagio из двадцать седьмой сонаты Альбинони. Человек с изысканным вкусом может заказать его себе на похороны. А покойник попроще удовлетворится adagio соль минор.
– Давай искупаемся. – Он скидывает рубашку, обнимает меня и пытается притянуть к себе.
Странные ощущения. Стыд, неловкость. Я отстраняюсь.
– Ну, чего ты боишься, глупая? Мы же здесь одни.
Увлекает на траву.
* * *
– Симона! Отзовись, зараза!
Чей это голос? Ведьмы? Нет, нет…
– Сестра! Где ты?
А это кто? Виктор?! Уже и галлюцинации…
* * *
Мы в спальне.
– Моя дорогая…
Боже мой! Ничего не понимаю. Мне опять дурно. Чёртова сирень! Она везде. Я упала в обморок, очнулась здесь, а он тянется ко мне, пытается стащить платье. Ну не сейчас же!
* * *
– Сделайте что-нибудь! Иначе я расторгаю договор.
– Безобразие! Кругом сплошные шарлатаны!
– Она вообще настоящая? Мы будем жаловаться!
– Вас лишат лицензии!
– Не торопитесь. Поверьте, вы останетесь довольны. Мы обещаем достойный финал.
– Вы уже до Граббха всего наобещали!
* * *
Я сбежала в парк. Я снова плачу. И прячусь. Лишь бы он не нашёл. Не могу думать об этом. Он не такой! Разве можно настолько измениться? Я его боюсь. Он – не мой волк.
– Симона! – Он ищет меня. Кричит.
Господи! Я больше ничего не хочу!.. Обрыв? Откуда здесь обрыв? Пусть он не приближается ко мне.
– Стойте, Вольфрам. Иначе я прыгну.
Больно называть его имя.