– Скажи, там, на обрыве…

– Продавцы эмоций решили оправдать твоим самоубийством обманутые надежды покупателей. Ведь те не получили обещанного. Ты почувствовала обман, отказалась любить фантом вместо живого человека. И к тому же твоё сознание не могло воспроизвести то, чего не было. Они надеялись на страсть, а был только поцелуй. Как твой человек зажёг тебя истинной любовью? Скажи, ради одного поцелуя ты бросила свой мир? Семью, друзей, привычную жизнь?

– Нет. Он не раз спасал меня, понимал, как никто. Я могла слушать его часами и говорить с ним обо всём. Мне больше никого не нужно. Он – один для меня.

– Почему ты думаешь, что нет никого лучше?

– Уверена, что есть. Но пусть их возьмут другие. Мне хватит его.

Он ушёл за полночь. Обжёг мои пальцы огненными губами и ушёл.

Я боялась ложиться спать. Я не знала, чего ждать: сиртов, драконов? А ещё? Воображение капитулировало.

* * *

Назавтра Вэллард пришёл к вечеру. Весь день я валялась в постели, ела и читала. Как в камере Виктора. Но выбор книг здесь был побогаче. Таким манером я достигну полной гиподинамии. Или нирваны.

Меня опять расчёсывали, купали, делали мне массаж. Удовольствие от спа-процедур портила мысль, вечно преследующая людей, отравленных честным трудом: «За всё придётся платить».

– Ты хорошеешь с каждым днем, – сказал он, усаживаясь в кресло.

У него был необыкновенный взгляд. И даже не потому, что змеиный и светящийся во тьме. Если принять за истину, что человек, неотрывно глядя на вас, отдаёт вам сто процентов своего внимания, то от дракона исходили все двести. Клянусь, в эти минуты для него никого и ничего не существовало, кроме меня. Он и я. В целой вселенной.

А ты можешь так, чудовище?

– Пора тебе погулять. – Он протянул руку, крепкую и горячую, как нагретый солнцем камень.

Я доверчиво вложила пальцы в его ладонь, и мы упали со скалы.

Мы падали недолго, и мне почти не было страшно, потому что и для меня ничего не существовало, кроме его гипнотического взгляда. А потом я оказалась на широкой бронзовой спине меж двумя костяными шипами. Громадные крылья гнали сгущающийся в сумерках воздух, горы с безмолвным восхищением наблюдали за нами.

Он спустился ниже, замелькали селения с тонкими дымами очагов, расчерченные на лоскуты поля, блестящие нитки рек и осколки озёр. Люди задирали головы, а потом кланялись, но не шарахались и не разбегались в страхе. Дети бежали за нами гурьбой, радостно крича.

Дракон плавно развернулся, мы полетели назад.

Он сел на широкое каменное плато, подсвеченное закатом и светом факелов. Рыжеволосый юноша с улыбкой подал мне руку. В следующее мгновение Вэллард стоял рядом с нами.

– Мой сын Дарг.

Юноша поклонился. У него были озорные изумрудные глаза.

От величественного входа в замок, выстроенный на скале, шли другие юноши и мужчины. Все они были высокими, стройными, как на подбор.

– Элорд, Галрис, Сигрид, Рунд… Дом Вэлларда.

Драконьи глаза всевозможных оттенков смотрели с дружелюбным интересом, а у совсем юных – с весёлым любопытством. Я влюбилась в них во всех, я жаждала обнять их, ласкать их дивные длинные волосы, гладить их прекрасные лица, прижать к себе, будто они были моими сыновьями и братьями. Эта любовь была опьяняющей, она заставляла забыть все горести, все печали. Они просто исчезли. Я желала посвятить себя их жизни, их радости, их благополучию, и знала: они готовы совершить то же для меня. Я мечтала всегда видеть перед собой их загадочные, раскрывающиеся навстречу мне, как цветы, улыбки. И только одно лицо словно окатывало холодной волной: бронзовые глаза на смуглой коже в обрамлении тёмно-рыжих волос. В них не было радости и была боль. Но я обращалась к другим, и всё продолжалось. В ушах стоял звон, голова кружилась.

Вэллард повёл меня по галерее замка, висящей над пропастью. Изредка мы встречали почтительно расступавшихся слуг, в моих ушах гремело «Лето» Вивальди. «Август». Почему при нежной «Зиме» «Лето» у него такое тревожное – с нотами от печальных до трагичных? Может, его тоже кто-нибудь поцеловал, как Шуберта? Но летом. Например, одна из сестёр Жиро, его верных подруг, честь которых он яростно отстаивал, отметая обвинения в недостойных отношениях с ними. А может, всё же был один поцелуй, единственный раз, и воспоминание о нём отдавалось неунимающейся болью? Или его не целовал никто и никогда – ни одно прекрасное щедрое лето не подарило ему поцелуя, ведь Вивальди был католическим священником. И невинные радости зимы стали ему утешением.

Лишь после расставания с молодыми драконами, в тишине моей пещеры, под остывающим ветром гор, я освободилась от экстаза общения с ними. «Август» отступил. И зазвучал «Апрель» – музыка томительного и безнадёжного ожидания. Весна, вероятно, тоже чем-то провинилась перед Вивальди.

* * *

Ночь вступила в свои права. Мы сидели у края пропасти, и звёзды спорили со светом глаз Вэлларда.

– Я заметил, ты совсем не боишься летать, – сказал он.

– Я уже почти ничего не боюсь.

– Только потерять его.

Не пойму, он добрый персонаж моей сказки или злой.

– Кстати, я не спросил твоего имени, а ты не назвала его. Ты точно из другого мира? – хрипло засмеялся дракон.

Я не знала, какое имя назвать. То, которое когда-то выбрало меня, или то, которое выбрала я?

– Любое, – ответил он моим мыслям.

– Симона.

– Почему же ты не надела украшения, что я подарил тебе, Симона? Не нравятся?

Это был подарок? На меня без всяких объяснений навесили пару кило золота и камней.

– Извините, я не очень люблю украшения, я не привыкла к ним.

– Привыкай. Жена дракона должна быть красивой. Мы любим лишь настоящее. Мы рождаемся с чувством гармонии и всегда отличим истинное от подделки. И не берём в свою жизнь подделок.

Это чудесно звучало, особенно произнесённое его волнующим глубоким голосом, но после «жены дракона» я слушала невнимательно.

– Девушки, которые прислуживают тебе? Ты видела их лица?

– Да, хотя они опускают их. Они красавицы.

– Все они мечтали стать жёнами драконов, но не прошли испытания.

– И вы оставили их служить вам?

– Нет, мы никогда и никого не принуждаем служить нам. Сделать это – ничего не стоит, одно желание подчинит всех живых существ нашей воле. Такова магия драконов. Но девушки остались сами. Отдавшая сердце дракону не полюбит больше никого. Некоторые из них, кто позарился на блеск нашей жизни, начитался сказок, или авантюристки, ищущие приключений, вернулись домой. Но те, чьи души раскрылись навстречу нашим сыновьям, не хотят возвращаться. Они готовы холить наших жён и ухаживать за нашими детьми, лишь бы рядом с нами. Они становятся преданными няньками и получают свою долю любви от наших детей. И со временем входят в наши семьи. И мы тоже любим их за доброту и искренность, как сестёр.