Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Познакомите меня с Шуховым? — дерзко попросил Алёшка.
— Тэбе зачем?
Алёшка возмущённо фыркнул. Шухов — это Шухов! Он революционер! Он создаёт мир будущего! Сетчатые своды, крыши-крылья, стены-мембраны, гигантские суда, маяки-гиперболоиды, мосты, купола — всю эту стальную и кружевную фантастику придумал Шухов! Его конструкции — как перья, как веера, они все на мачтах и растяжках, они сказочно причудливые — но ясные, как нотный стан! Их устройство было словно бы само собой разумеющимся, но никто до Шухова не мог извлечь его из законов физики и геометрии.
— Как зачем?! — Алёшка вперился в Мамедова. — Я тоже буду инженером! Только Шухов изобретает вообще всё, а я буду изобретать корабли!
Конечно, он будет изобретать корабли! Стремительные корабли — на планерах, на электричестве, на огненных ракетах, на солнечном свете!
Мамедов глядел на Алёшку и мял толстыми пальцами мясистое лицо.
— Да кто ты такой, мой голубчик?
07
И не думая прикрываться, Ляля уселась в постели, навалившись голой спиной на стену, взяла со стола коробку папирос и спички, высекла огонёк и закурила. Яркая луна в окошке освещала её круглые плечи, груди и живот. Тикали ходики. Где-то во дворах бабахнул выстрел, и потом принялась гавкать собака. Роман лежал неподвижно, заложив руки за голову, и отдыхал.
— Горецкий, тебе не важно, как меня зовут? Ольга? Елена? Лидия?
— Ляли мне вполне достаточно, — негромко ответил Роман.
— И ты не спросишь, что я делала на «Межени»? Чем я вообще занимаюсь у красных? Вдруг я шпионка? Вдруг я заколю тебя во сне кинжалом?
— Я не Марат, моя дорогая, а ты не Шарлотта Корде.
После освобождения Ляля забрала свой саквояж из номеров и переехала к Роману. Квартиру в доме на Поперечно-Воскресенской улице Горецкий снял ещё до ареста, и хозяйка честно дождалась, когда постоялец вернётся. Ляля не знала, что удерживает её возле этого мужчины, ведь хватило бы и одной ночи. Но она осталась и на вторую ночь, и на третью.
Может, она заскучала по человеку своего круга? Вряд ли: Раскольников уже телеграфировал в Нижний, что скоро приедет во флотилию. Видимо, её, Лялю, притягивали мужчины, которые были к ней безразличны. Так она доигрывала свою незавершённую любовь с Гумилёвым, холоднопламенным Гафизом. Ляле казалось, что теперь, с новым опытом, она может победить чужое равнодушие, но увы: нельзя изменить пустоту — в ней нечего менять.
— Сегодня я ходила посмотреть на обсерваторию, — рассказала Ляля, — и налетели аэропланы. Сбросили несколько бомб.
— Пристани тоже бомбили.
— Я могла погибнуть.
— Под бомбой — маловероятно, — улыбнулся Горецкий.
Ляля томилась от безделья. На пристани к Роману ей соваться не стоило — там её уже один раз опознали, и Ляля просто гуляла по городу. Подальше от центра Казань была такой же, как при большевиках: обшарпанные стены, битые стёкла, обрывки плакатов, телеги, мусор, разломанные заборы, трава на мостовой между булыжников, куры во дворах, обыватели неясных сословий в потрёпанной одежде, студенты, прачки с бельём, бродячие спекулянты, чиновники без места, мальчишки, татары в халатах, пьянь возле трактиров.
— Знаешь, Горецкий, ты ведёшь себя как хам. — Ляля изящно сбила пепел папиросы в грязную тарелку на столе. — Мне не нужны любовные признания. Любовь — смешной буржуазный пережиток, мещанская ситцевая занавесочка перед койкой, на которой физически здоровые самцы и самки насыщают потребности своей природы. Но разговор — это совсем другое. Воспитанные и культурные люди всегда найдут друг в друге пищу для ума.
Горецкий усмехнулся:
— А в моей жизни не происходит ничего примечательного.
— Продолжай, — благосклонно кивнула Ляля.
— Меня назначили капитаном парохода «Боярыня». Это забавно, потому что лет восемь назад я хотел стать капитаном подобного судна, но не вышло.
Десятилетие перед мировой войной было эпохой конкуренции лайнеров. Битву судокомпаний развязало общество «По Волге», жаждущее превзойти «Кавказ и Меркурий». Флагманом «поволжцев» стал новый пароход «Граф», изящный и скоростной; по его образцу общество построило ещё два лайнера — «Графиню» и «Гражданку». В ответ «меркурьевцы» заказали Коломенскому заводу лайнеры «отечественной» серии, винтовые теплоходы с дизельными двигателями: «Бородино», «Кутузов», «Багратион» и «Двенадцатый год».
Общество «По Волге» и товарищество «Самолёт» не поверили в дизеля. Сормовский завод построил для «самолётовцев» колёсные паровые лайнеры «Великая княжна Ольга» и «Великая княжна Татьяна», а для «поволжцев» — колёсные паровые лайнеры «Витязь» и «Баян». Публику потрясли невиданные прежде излишества: фотографические студии, ванные комнаты, почтовые отделения, фонтаны в салонах, картины, ковры и красное дерево.
Попутно компании обновляли весь прежний флот и меняли команды. В обществе «По Волге», где работал Горецкий, без капитанов оказались старые лайнеры знаменитой «вельможной» серии: «Боярыня», «Княжна» и «Царица». Роман был уверен, что ему доверят какой-нибудь из этих пароходов, но ему предложили должность первого помощника на роскошном «Витязе».
Впрочем, разумеется, на «Витязе» Роман познакомился с Катей Якутовой. Брак с Катей обеспечил бы ему протекцию Дмитрия Платоновича, но никакого расчёта в отношениях Роман не имел. Катя ему нравилась сама по себе. И он не мог её забыть, поневоле сравнивая с ней других женщин, и Лялю тоже. Катя всегда искренне интересовалась тем, с кем общалась, будь то отец, разбойный братишка или первый помощник Горецкий, а вот Ляля настойчиво требовала интереса к собственной персоне. Или хотя бы развлечения.
— Почему тебе забавно командовать «Боярыней»? — допытывалась Ляля.
Роман с трудом вернулся к мыслям о лайнере.
Забавного в командовании «Боярыней» ничего не было. До революции капитан парохода, владеющий паями своей компании, мог войти в правление, а со временем и возглавить совет директоров. Должность капитана открывала путь к вершине. И вот сейчас он, Роман Горецкий, всё-таки стал капитаном — однако вожделенной вершины уже не существовало: большевики упразднили все частные пароходства. Предложение Мейрера разбередило былые надежды Романа, и ему было досадно, что в стране всё полетело кувырком.
— Должность капитана «Боярыни» напоминает мне, что я упустил свой шанс, — пояснил Горецкий.
— Революция дала свободу, — возразила Ляля. — Все шансы у тебя в руках.
Роман разозлился. Это заявление — лишь высокомерная демагогия.
— Кстати, дорогая, из-за «Боярыни» нам придётся попрощаться, — с лёгким удовлетворением сообщил он.
Ляля надменно выпрямилась. Сейчас она была очень красива — в