Я усмиряю беснующиеся нити, но сама оседаю на ледяной пол, покрытый тонкой проседью инея.

— Говори, Старс, — леди склоняется над неподвижным лицом, обтянутым кожей черепом.

В этот самый момент я резко, почти так же, как леди мои печати, скидываю последнюю преграду стазиса. Слишком резко. Я не вижу, но чувствую, как расползается под прожорливым воздействием воздуха и мельчайших не видимых глазу микроорганизмов слабая мягкая плоть. Мертвец не открывает глаз, но его бледные бескровные губы стукаются друг о друга, и звук пролезает между ними, словно вор в приоткрытую форточку.

— Ш-ш-ш…

— Фамилии, Старс, — леди наклоняется ниже, само спокойствие, на дне которого прячется жадное топкое вожделение. — Кто ещё отказался?

Вот бы он сейчас укусил её за нос!

— Лаэн, — голос шелестел, как старая бумага на ветру. — Вейл, Мэнтисы…

— Я знаю! — обрывает она. — Кто ещё? Кроме вас шестерых, кто?!

— Райкун. Брок, — я вздрагиваю от какого-то внутреннего спазма в животе, едва не выпустив плетение из зоны контроля, — Кодайлы…

Старс… Фамилия неожиданно кажется мне знакомой. Я слышала её, совершенно точно, но давно и не в Академии… Тогда где же?

Дома, где же ещё. Отец её упоминал.

Я приподнимаюсь, и от нового витка напряжения кровь течёт из носа, попадает на губы.

— И Менелы, — неожиданно чётко, разборчиво выговаривает мертвец. — Менелы были в нашей шестёрке.

Леди Сейкен медленно поворачивает ко мне лицо, а я слизываю капельку крови с губ. И в этот момент нити лопаются с беззвучным для всех и оглушительным для меня треском, а за мгновение до окончательного возвращения в небытие Старс приподнимается и вцепляется в нос главы факультета жизни зубами, похожими на кусочки застывшей сосновой смолы.

***

— Не заморачивайся. В последнее время ты такая бледная и уставшая, точно не хочешь навестить целителя? Нелли, главное, не нужно беспокоиться, — Энтони наклоняется, целует меня в висок, и я на мгновение ощущаю себя дорогой старинной вазой, не человеком. — По правде говоря, что там считают родители, мне совершенно плевать. Через полтора месяца закончим учиться, и я попросту поставлю их перед фактом. Уверен, они к тому времени всё обдумают, успокоятся и согласятся. А если даже и не согласятся, сейчас не те времена, когда мнение семьи всё решало. Не поддержит отец — поддержит дед, его слово дороже стоит.

Мне бы его уверенность.

Мой Энтони улыбается в зеркало. Красивый, как картинка в романе, благополучный, высокий и сильный. Золотистые волосы почти касаются широких плеч. Он неуловимо повзрослел за последний год. Ловко застёгивает рубашку, пуговка за пуговка. Бережно поднимает меня с кровати, стоя спиной к раскрытому окну, в котором только-только занимается рассвет, прижимает к себе так, что медные кругляшки пуговиц вдавливаются в мою кожу.

Хороший.

И всё же ему всего девятнадцать, и он ничего не знает о жизни — вне своей семьи, вне своего богатства, вне своего имени.

А что знаю о жизни я? И знаю ли…

Богатства я лишилась ещё до поступления Академии. Семьи — в процессе учёбы, и никто толком не объяснил мне, что явилось причиной гибели моих родителей. Почему-то мне суеверно кажется, что после завершения Академии я лишусь самого последнего, самого важного.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я смотрю через его плечо в окно на Главный академический корпус. Мне срочно нужно найти Джордаса.

***

— Сэр, — от кустарного, незаконного снятия печатей голос мне частенько отказывает, горло отчаянно саднит, и я незаметно стараюсь откашляться. — Сэр, вы… помните наш прошлый разговор. По поводу королевской службы, посещений столицы и прочего.

Лицо Джордаса каменеет, а пламя, будто корона, обхватывает голову. Это выглядит довольно зловеще, но одновременно безумно красиво. Если моё влюблённое в него пламя отразит его, мы будем, как король и королева.

Ну и глупости же приходят мне в голову.

— Сэр, — я снова возобновляю попытку разговора. — Я признаю, что была неправа. Мне нужна помощь. Мне нужна помощь, чтобы больше туда не ездить.

Его показное равнодушие разбивается, как лёд.

— Что случилось?

— Я не… Вы же знаете.

Печатей неразглашения на мне уже две. Адьюта и леди Адрианы. Они словно стягивают и одновременно распирают меня изнутри, давят на рёбра.

Не думаю, что сэр Джордас сможет снять такое. Не думаю, что смогу выдержать и эту неприятную процедуру. Не хочу проверять.

И рассказать ему о том, что произошло во время нашего визита с леди в Тарол, не в состоянии.

Но иногда наш молодой наставник словно читает чужие мысли.

И я вспоминаю произошедшее, в надежде, что он сам всё поймёт.

Допрос мёртвого. Перечисленные фамилии «отказавшихся» участвовать в чём-то магов, среди которых были и мои родители. Родители, которых больше нет…

Вспоминаю, как леди поворачивает своё окровавленное лицо к моему, также перепачканному кровью.

— Непослушная, — почти не теряя спокойствия, произносит она. — Сильная, но строптивая.

Не вытирая кровь, стекающую из прокушенного носа, вообще не обращая на неё внимания, подходит ко мне, присаживается, смотрит. Я чувствую себя затравленной дворовой собакой, только что тявкнувшей на хозяина. Пнёт или оставит на привязи без еды?

Выражение лица леди неуловимо меняется. Она протягивает руку и касается моего лба, словно прислушивается к чему-то. Затылка. Груди. Живота.

На животе рука замирает на несколько мгновений, даже через одежду я чувствую жар её ладони.

— Строптивая, но очень-очень ценная, — нараспев произносит леди Адриана, и поднимается сама, поднимая и меня. — Пойдём, умоемся, поешь и поедешь отдыхать…

— Я что-нибудь придумаю, — коротко, отрывисто говорит сэр Джордас, потом стискивает голову руками, взлохмачивает волосы, перемешивая их с искрами постепенно гаснущего пламени. То ли обдумывает что-то, то ли… — Нам нужно будет выехать с вами в город. Желательно, завтра. Не в столицу, — торопливо добавляет мужчина, видя, как невольная гримаса перекашивает моё лицо. — В Торон. Есть там человек, который, возможно, сможет нам помочь. Повод… повод найду, — он отводит взгляд и возвращается к своим бумагам, угрюмо, нарочито увлечённо. Накладывать печати на меня заново не требуется — они сами возобновляются некоторое время спустя. Болезненно, но к боли я привыкла.