– Йоу, – приветствует меня Алан, подсаживаясь ко мне в машину. Он берет мой телефон, лежащий тут же, пролистывает каталог треков Боуи и находит Space Oddity. – Ну, как все прошло? – спрашивает он.

Я выезжаю от дома Роса-Хаасов на улицу.

– Что прошло?

– Мануальный тетрапед.

– А… Хорошо.

На самом деле доктор Кирби заявил, будто замечает «большой прогресс», и это вроде как ставит под вопрос реальное состояние моей спины, а то и реальную квалификацию Кирби как врача.

– Он говорит, будет только лучше.

Алан вздыхает в своей театральной манере и отворачивается к окну.

– Ну что? – спрашиваю я.

– Да ничего.

– Давай говори уже.

Крутанувшись на сиденье, он разглядывает меня, пока я веду машину:

– Просто не надо меня лечить, как всех остальных. Вот и все. Не надо меня лечить.

– О чем ты?

– Слушай, я все понимаю. Ты решил, что тебя загнали в угол, требуют от тебя чемпионского плавания, и ты хочешь откосить.

Я молчу, потому что отрицание сейчас только подтвердило бы его версию.

– Ну и ладно, – говорит Алан и снова отворачивается к окну, но потом передумывает: – Еще одно, а потом я умолкну. И я сейчас говорю только потому, что потом пожалею, если не скажу.

– Слушаю тебя.

– Ты мой лучший друг, Но. С двенадцати лет, когда я тебе открылся и мы вместе поссали из окна, как маленькие хозяева жизни. Ты для меня – не все остальные. Для меня ты – это ты. И я тоже не должен быть для тебя остальным. Четыре дня тому назад ты извинялся, что не был рядом в нужную минуту, и я на сто процентов простил тебя, но быть рядом с человеком – это значит еще и не вешать ему лапшу на уши. Не хочешь рассказывать, ладно. Только не жди, что я, не моргнув глазом, приму твое вранье.

– Ладно.

– Ладно? Ну и как твоя спина?

– Спина у меня не болит и никогда не болела.

Алан опускает стекло в дверце машины:

– Спасибо. А теперь давай поссым в это окошко.

По дороге в «Амброзию» я пересказываю Алану подробности разговора с мистером Эламом, и, к чести Алана, он ни разу не возвращается к тому факту, что я бесстыдно врал все лето. И его не заботит мое нежелание говорить об этом; он просто не хочет, чтобы я его обманывал.

– Один плюс один плюс один равняется один, – повторяет Алан последние слова моей истории о том, как жена мистера Элама любила математику и как эта фраза превратилась в их семейный девиз.

– Именно.

– Но ведь не равняется.

– Алан.

– Что?

Я качаю головой:

– Прямо не верится, что тебя наконец научили считать.

– Ты хочешь сказать, что один плюс…

– Я говорю, что конечно же не равняется. Идея в том, что такой девиз, видимо, обозначает семью из трех человек, которые являются единым целым.

– Да, логично. Но я требую занести в протокол неодобрение шуток на тему моих математических способностей.

– Так и запишем.

– А что случилось потом? – спрашивает Алан.

– Он более или менее рассказал мне всю историю своей жизни, но ни разу не упомянул ребенка. Поэтому я спросил, есть ли у него дети.

– И?

– И он указал мне на дверь. Это было в понедельник. Вчера он не явился на прогулку.

– Может, он плохо себя чувствует? Колено подвернул или типа того. Со стариками такое случается.

– Такое со всеми случается.

– Погоди, нам разве не сюда? – спрашивает Алан, указывая на вывеску «Амброзии», которую мы минуем.

– Да, но сначала я хочу проехаться по маршруту мистера Элама – вдруг мы его там увидим?

– Почему?

– Потому что у меня нет кода, Алан, то есть придется звонить в звонок, и я не знаю, кто ответит, да и ответит ли хоть кто-нибудь, и я не знаю, как отреагируют на мою просьбу повидать одного из постояльцев, поскольку я раньше не сталкивался с людьми, постоянно живущими в гостинице, и не в курсе правил этикета.

Я почти слышу, как Алан хлопает глазами.

– Жутко утомительно, да? – говорит он.

– Что?

– Быть тобой.

– Не то слово.

Мы едем от Милл-Гроув к Эшбрук, высматривая мистера Элама. Даже с включенной печкой в машине зябко – холод просачивается через стекла. Я прибавляю жару и застегиваю куртку.

– Ну, – спрашиваю я, не отрывая глаз от дороги, – встречаешься с кем-нибудь?

– Встречаюсь ли я с кем-нибудь?! Нет, ни с кем не встречаюсь. А ты что, претендуешь?

– Мечтать не вредно. – Держа руль одной рукой, я целую бицепс на другой. – Но серьезно, ты же у нас, типа, как серийный соблазнитель.

– Ты намекаешь, что тебя можно соблазнить каким-нибудь сериалом?

– Не увиливай. Давай устроим Дин и Карло на эту тему.

– Ной!

– Алан!

– Мы сейчас отмораживаем помидоры внутри твоего «болт-забея», объезжая квартал за кварталом в поисках старика с зобом.

– Чувак, имей уважение.

– Извини. В поисках мистера Элама. Смысл в том, что тут не до Дина-и-Карло.

– Как насчет Лена? – спрашиваю я. – Или это был одноразовый случай?

– Какого Лена?

– Ковальски.

– А он тут при чем?

– Лен Ковальски.

– Бесконечное повторение имени не очень-то помогает.

– Я про ваши лобзания на вечеринке у Лонгмайров в конце лета. Не знаю, вышло ли…

– Постой, – перебивает Алан. – Я и Лен Ковальски?

– Ага.

– Ты видел, как мы целуемся с Ковальски на той вечеринке у Лонгмайров?

– Гляди-ка, стоит раз назвать его имя, и уже не остановиться, скажи?

– Лен Ковальски?

– Давай только не увлекаться, – морщусь я.

– Тот мелкий чувак, который кидался яйцами в стену твоего дома, или ты уже забыл?

– Алан, я не злюсь на тебя. По пьяному делу каждый совершает глупости, которые потом не помнит.

– Так, слушай. Я польщен, что в некой параллельной вселенной ты думаешь, будто я целовался с Леном Ковальски, и все еще хочешь дружить со мной. Но сам прикинь, чувак. Вообще мимо.

– Правда?