Небольшое крыло рядом с той частью здания, гдепомещается, как я предполагаю, вся наша юридическая фирма, арендуется толстойнемкой Труди, которая здесь открыла дешевую кофейню. Я познакомился с ней вчеравечером, когда зашел, чтобы перехватить сандвич. Она тогда сказала, что уже сшести утра продает кофе и пончики.

Она заваривает кофе, когда я вхожу. Мы сминуту болтаем, пока она поджаривает мне тост и наливает кофе. За маленькимистоликами уже сгрудилось с десяток человек, и Труди волнуется. Человек, приносящийиз пекарни пончики, опаздывает, и самые ранние покупатели их не получат.

Я беру газету и сажусь за столик у окна так,чтобы на него падал свет восходящего солнца. На первой странице, где печатаютсяновости со всех концов страны, снимок фирмы Лейка, объятой пламенем. Небольшаястатья знакомит с историей здания, сообщает, что оно совершенно уничтоженоогнем и что сам мистер Лейк оценивает убытки в три миллиона долларов.Обновление и перестройка склада длились пять лет, во что вложили всю душу. Репортерцитирует слова Лейка: «Я потрясен и тоже уничтожен».

Поплачь, поплачь, старичок. Я быстропроглядываю статейку, но не вижу, чтобы упоминалось слово «поджог». Затемвнимательно ее прочитываю. Полиция хранит молчание: дело еще расследуется ислишком рано высказывать какие-то соображения. Пока комментариев нет. Обычнаяполицейская отговорка.

Я, конечно, не ждал, что будет упомянуто моеимя как возможного подозреваемого, однако чувствую облегчение.

* * *

И вот я сижу в своем кабинете, создаю видимостьусердия и размышляю, каким же это образом я заработаю тысячу долларов нагонорарах в следующие тридцать дней, когда шумно вторгается Брюзер. Он кидаетмне на стол листок. Я подхватываю на лету.

— Копия полицейского рапорта, — ворчит он, уженаправляясь к двери.

— Обо мне? — спрашиваю я в ужасе.

— Да нет же, черт возьми! Это сообщение обаварии. На углу Эйрвейз и Шелби произошло автомобильное столкновение, и машинаразбита. Это в двух кварталах отсюда. Может, пьяный шофер виноват. Такоевпечатление, что он ехал на красный свет. — Брюзер замолкает и внимательносмотрит на меня.

— Разве мы представляем одну из…

— Еще нет! Но вот в этом и заключается твоязадача. Возьмись за дело, проверь, как все случилось. Подпиши договор нарасследование. Займись досконально. Кажется, дело пахнет серьезными телеснымиповреждениями.

Я совершенно растерян, но он оставляет меня вэтом состоянии, хлопая дверью, и я слышу, как он, ворча, идет дальше покоридору.

Полицейский рапорт содержит имена водителей,пассажиров, адреса, телефоны, сообщения, что с машинами и какие травмы получилилюди, и показания свидетелей происшествия.

Здесь есть схема-план, представляющая, как, помнению полицейского, все случилось, и другой набросок, демонстрирующийсостояние, в котором он нашел машины после аварии. Оба водителя пострадали иотправлены в больницу, и тот, кто ехал на красный свет, был, очевидно, пьян.

Интересный документ, но что мне с ним делать?Авария произошла десять минут одиннадцатого вчера вечером, но Брюзер ужекаким-то образом сумел первым наложить на справки свои цепкие руки сегодняутром. Я опять читаю рапорт и затем долго смотрю на него в задумчивости.

Стук в дверь извлекает меня из недоуменного,растерянного состояния.

— Войдите, — говорю я.

Дверь тихонько скрипит, и тощий низенькийчеловечек просовывает голову в щель.

— Руди? — произносит он тихим, нервнымголосом.

— Да, входите.

Он проскальзывает в едва приотворенную дверь исловно прокрадывается к стулу напротив.

— Я — Дек Шиффлет. — Он садится, непотрудившись поздороваться или улыбнуться. — Брюзер сказал, что у вас на рукахдело, о котором вы хотели посоветоваться. — Он оглядывается через плечо, словнокто-то вошел следом и теперь подслушивает наш разговор.

— Приятно познакомиться, — говорю я.

Трудно сказать, сколько Деку лет, сорок, но,может быть, и пятьдесят. У него совсем мало волос, оставшиеся пряди он сильнопомадит и расчесывает так, что они лежат поперек большой лысины. Клочки волоснад ушами жидкие и почти седые.

У него большие очки в металлической оправе столстыми и очень грязными стеклами. Трудно сказать, то ли у него большаяголова, то ли туловище чересчур маленькое, но они явно друг другу несоответствуют. Лоб у него как бы разделяется на две круглые половины,соединенные в центре глубокой морщиной, которая затем резко опускается к носу.

Бедняга Дек один из самых некрасивых мужчин,которых я когда-либо видел. Лицо хранит шрамы юношеских угрей.

Подбородка практически нет. При разговоре носу него морщится, губа задирается, так что видны четыре больших верхних зуба,все одинаковой величины.

Воротник его белой с двумя нагруднымикарманами грязноватой рубашки измят, а узел на простом красном вязаном галстукевеличиной с мой кулак.

— Да, действительно, мне нужен совет. — Ястараюсь не встречаться взглядом с двумя огромными глазами, изучающими меняиз-за толстых грязных стекол. — Это дело о страховке. Вы здесь адвокатомработаете?

Нос и губы одновременно морщит улыбка. Блестятзубы.

— Да, вроде того. Но на самом деле нет,понимаете, я не адвокат. Еще нет. Я учился в колледже, но не выдержал экзаменана звание адвоката.

Значит, родственная душа.

— О, вот как, — откликаюсь я. — А когда выокончили юридический колледж?

— Пять лет назад. Понимаете, у меня все времясложности со сдачей экзаменов. Шесть попыток.

Мне об этом неприятно слышать.

— М-м, — бормочу я. Честное слово, не думал,что найдется человек, способный сдавать экзамен столько раз. — Сожалею, что вамтак не везет.

— А когда вы сдаете? — спрашивает он, нервноозираясь.

Дек сидит на краешке стула, будто в любуюминуту готов выскочить за дверь, если понадобится. Большим и указательнымпальцами правой руки он щиплет кожу тыльной стороны на левой.

— В июле. Трудное положение, правда?

— Да, очень трудное, я бы сказал. Я уже годкак больше не сдаю. И не знаю, решусь ли еще раз.