Оля долго не поднимает трубку. Ну же, давай, Летунова, мне как никогда нужна твоя помощь. После долгих, долгих, долгих гудков, на том конце трубки, наконец-то звучит сонное "алло". Не хорошо посреди ночи беспокоить беременную женщину, я понимаю, но что мне остаётся?

Беременная женщина ругается на меня, сначала, потому, что я ей спать не даю, потом, что захожусь на ровном месте, а потом и вовсе посылает меня в…постель. Вот не ожидала от подруги такого! Правда, потом перезванивает мне, сказав, что Марк тоже не дозвонился. И мы все дружно начинаем искать этому причины.

Ночь тянется бесконечно: в тревожных мыслях, заламывании рук и самых сочных картинках того, что могло произойти. Могло ли утро, после такой ночи, выдастся удачным? Есть варианты ответов:

— Нет.

— Конечно, нет.

— Нет, конечно.

— Пфф… ещё чего!

Добираюсь до работы раньше обычного, ибо привычка выходить пораньше есть, а ощущения, что я уже не в Котельниках, нет. Холл бизнес-центра пустует, в лифте еду одна. Снедаемая тревожными чувствами, грызущими переживаниями и просто тяжёлой формой недосыпа, больше похожа на зомби, а не человека.

В кои-то веки, прихожу первой, зажигаю свет в кабинете, включаю комп и пытаюсь отвлечься от стучащих в голове мыслей. Вскоре кабинет заполняется людьми, кто-то оживленно беседует, кто-то предлагает попить кофе с зефирками, а я все пялюсь в экран, на котором ещё вчера установила нашу с Хромовым фотку. Нас запечатлели во время того знаменательного танца, я прячу лицо на груди у Ильи, но все равно видно, что улыбаюсь. В груди что-то сжимается. Только бы все было хорошо!

Звонит телефон, и я подпрыгиваю на месте, а сердце заходится в учащенном ритме, пока не вижу, что это всего лишь мама.

— Дочь, нужны ключи от квартиры. — Начинает она без предисловий.

— А твои где?

— Мои — в замочной скважине! Не тот ключ не в то отверстие, и вот, не войти, не выйти. — Сокрушается мама.

Я ничего не понимаю, но говорю, чтоб приезжала, я спущусь, отдам ей свои.

В дверях появляется Летунова — бледная вся, осунувшаяся, измученная токсикозом. А тут ещё я ее не жалею, спать не даю. Она кивает в сторону коридора, негласное приглашение выйти.

— Ну что? — спрашивает, едва мы достигаем ее кабинета.

— Ничего.

— Да все с ним нормально! — убедительно говорит она.

— Знаешь, если с ним все нормально, я лично это изменю! Обкорнаю этого засранца под ноль! Напишу ему на лбу перманентным маркером: с-к-о-т. — Демонстрирую ладонью как и где расположу эту надпись. — Потом…потом…ух, какие сцены сейчас в моей голове! — Нервно расхаживаю по кабинету.

— Попрошу Марка еще раз ему позвонить. — Оля берется за стационарный телефон, в это время мой сотовый разрывается.

Мама. Приехала. Показываю знаками Летуновой, что спущусь ненадолго вниз, она кивает, пока договаривается с мужем. Но я-то понимаю, что это все напрасно. Не дозвонится он до Хромова.

Мама стоит у окна, топчется рядом с искусственным фикусом, украшающим холодное каменное помещение нижнего этажа.

— Держи, — протягиваю ей ключи.

— Спасибо, дочь. Я сейчас дубликат сделаю, и верну тебе. Представляешь, вставила ключ от нижнего в верхний замок, и еще удивилась, почему он так туго туда заходит! Сил приложила, а он пополам сломался. Вот, теперь, ни верхний не открыть, ни нижний, представляешь? — мама улыбается, рассказывая о своей неудаче, конечно, для нее это редкость, попасть в такую ситуацию. Не то, что для меня. — Ладно, я к обеду, думаю, верну тебе их. Хотя можно не спешить, наверно, они тебе пока не нужны, да?

— Ага, — выдавливают я из себя. Может сказать, что в ближайшее время я, скорее всего, вернусь домой?

Да, предупрежден, значит вооружен. Однозначно. Набираю в лёгкие побольше воздуха, а в голову побольше храбрости, но сказать так ничего и не решаюсь. В моем поле зрения появляется человек, присутствие которого означает, что все плохо. Все очень, очень плохо.

Мама Ильи видит меня и уверенным, немного нервным, шагом идёт в моем направлении. Так, Инна, возьми себя в руки, веди себя как взрослая девочка. Не хнычь! Хватаюсь за бедный фикус в предчувствии самого нехорошего.

— Инночка, здравствуй, — мягко начинает она. — Надо бы поговорить.

С глухим треском в моих руках оказывается отломанная ветка моего зелёного друга. Я начинаю обмахиваться ей, как веером, чувствуя, что мне не хватает воздуха. Именно так и начинают самые страшные разговоры, да? "Нам надо поговорить…"

— Как он? — выходит хрипло, слегка надрывно, но проклятая засуха во рту не даёт нормально вести диалог.

— Ему очень плохо! Очень! — жалобно говорит женщина.

Я прислоняюсь к стеночке, в обнимку все с тем же фикусом, перед глазами все плывет.

— Ой, — прижимаю я ладонь к груди.

— Инна? — непонимающе смотрит на меня мама.

— Мам, это Людмила Васильевна, мама Ильи. — Сквозь сбившееся дыхание шепчу я.

— Очень приятно, — слегка улыбается она, оценивая, как она считает, будущую родственницу.

— Мне тоже, — отвечает женщина, обеспокоенно глядя на меня. — Инночка, только не бросай его, пожалуйста. — Продолжает она.

Ее слова поступают в мой мозг как сквозь толщу воды. Сердце ухает в перепонках словно стая сов одновременно. Бедный фикус лысеет на глазах от моих нервных рук, живущих своей жизнью. Мозг подкидывает картинки, одна страшнее другой: Хромову оторвало руки-ноги, Хромов ослеп, Хромов при смерти…

— Инна, ты в порядке? — вырастает откуда ни возьмись Летунова, а за ее спиной и Марк.

— Не очень… — шепчу я.

— Джульетта, нашелся твой Ромео! — подтрунивает Марк.

Я всхлипываю. Оля толкает мужа локтем, выразительно округлив глаза.

— Я в курсе, — ни жива, ни мертва, говорю я.

— А что происходит? — вклинивается в разговор мама.

— Инночка, не надо волноваться! — нервничает Людмила Васильевна.

— Инна, ты кое-что должна знать! — пытается высказаться Оля.

— Разумовская, оставь пальму в покое. — Смеется Марк. — Если все беременные такие неадекватные…я серьезно задумаюсь.

— Что? — не понимаю, о чем он говорит, смотрю на его жену. Она что, сказала уже?

— О, а я удачно зашёл! — звучит наглое, неприятное и совершенно нежданное сбоку.

Все поворачивают свои головы в направлении звука.

— О, и мама здесь! Здрасьте, Татьяна Николаевна. — Нарочито любезно говорит он.

— Живило, мать твою, ты что здесь забыл? — слабым голосом спрашиваю я.

— Я пришел за своими деньгами! — агрессивно кидает недорослик.