Звон — клинок Сисси ударяется о стекло. Она промахнулась. Я смотрю на закатницу. Она согнулась и воет, закрывая глаза. Теперь я понимаю, она прячется от зеленого света. Странно, сегодня ее реакция сильнее, чем вчера, когда вокруг горело больше дюжины химических фонарей. Вероятно, стеклянная стена поглощает самые болезненные для нее волны. Но сейчас ее ничто не защищает. Этот зеленый свет режет ей глаза, как лезвием.

— Твой химический фонарь, Сисси! Свет ее ослепляет!

Она выхватывает его, переламывает. Вырывается зеленый свет, освещающий комнату еще дальше. Закатница кричит.

Я не трачу времени, разворачиваюсь и бегу к стеклу. Дверь, где же дверь?Но идеально гладкая поверхность стеклянной стены не позволяет даже предположить, что дверь существует. Я зло бью кулаком по стеклу. Твердое как алмаз, совсем не поддается ударам. Я вижу дверь прямо перед собой, ее призрачные, едва заметные, как легкая гравировка на стекле, очертания. Мои руки скользят, силясь найти защелку, ручку, что угодно. Но встречают только гладкую пустоту. Рукоять по другую сторону стекла, клавиатура по другую сторону, всё по другую сторону.

Теперь я вижу старейшин. И Крагмэна. Они сидят там и смотрят на нас возбужденными глазами. Их лица слегка подсвечены зеленым. Они дали нам химические фонари для собственного развлечения. Чтобы лучше видеть, как мы умрем. Я в ярости бью по стеклу.

— Джин!

Я оборачиваюсь. Закатница сидит на корточках, глаза у нее плотно зажмурены. Бледная кожа отливает зеленым и покрыта пятнами.

— Не разговаривай, Сисси! Она найдет тебя по голосу!

Доказывая мою правоту, тварь отталкивается полусогнутыми ногами и прыгает на меня, выбросив вперед руки. Пальцы с острыми черными ногтями летят ко мне, как отравленные стрелы. Я бросаюсь в сторону, падаю, неудачно ударяясь щекой. Закатница пролетает мимо, ее длинные волосы легко касаются моей руки.

Она врезается в стекло, ее голову отбрасывает обратно. На мгновение она словно приклеивается к стеклу, как брошенная лягушка, а потом бессильно соскальзывает вниз. Но даже в таком состоянии она отталкивается руками, ее помутневшие глаза, сощурившись, ищут меня. Она издает бешеный, пронзительный вопль.

Я перекатываюсь, вскакиваю на ноги. Сисси хватает меня, и мы бежим к противоположной стене.

— Есть только один способ отсюда выбраться, — говорит она посеревшими губами.

— Она возвращается…

— Нет, послушай! — Сисси едва не вырывает мне руку из плеча. — Есть только один способ. Пусть она бросится на меня. Я постараюсь продержаться так долго, как только могу. Пока она будет заниматься мной, перережь ей горло этим, — она протягивает мне кинжал.

Я пытаюсь отдернуть руку от холодной рукояти:

— Я не смогу…

— Другого выхода нет! Режь как следует, поглубже…

— Ее буду держать я! Режь сама, ты лучше управляешься с кинжалами.

— Слушай, слушай, слушай! Не спорь со мной. Только один из нас сможет выжить. Ты это знаешь!

— Тогда ты…

— Не позвольте Джину умереть! — кричит она в момент, когда закатница кидается на нас, истекая слюной.

Я инстинктивно кидаю кинжал одновременно с Сисси, кидающей химический фонарь. Фонарь сталкивается с кинжалом перед самым носом закатницы, взрывается фонтаном зеленого света, и брызги падают прямо ей на лицо. Вернее, в лицо,проникая в ткани, как раскаленная лава в ледяное поле, оставляя глубокие дыры. Чудовищный вопль скребет по стеклянным стенам. Закатница падает между нами, свернувшись клубком от боли, царапая руками глаза. Поднимается едкий запах паленого. Она захочет, она будет вынуждена смыть эту обжигающую жидкость. Я бросаю взгляд на гладкую, зеркальную поверхность воды в дальнем конце камеры. Это проем колодца в форме буквы U, через который закатницу кормят. Через который только вчера учительница пропихнула сюда мешок с мясом. Через вертикальную шахту, горизонтальную перемычку внизу и вверх по второй вертикальной шахте. Закатница ползет к воде.

Неожиданно я понимаю: это выход. Такой очевидный, наверное, страх совсем затмил мне разум. Это наш единственный выход. И нам надо добраться туда быстрее этой твари. Мы должны уже быть там.

Я хватаю Сисси за руку и тащу ее. Объяснять некогда. Но она пытается поднять кинжал с земли, для нее это возможность убить закатника. Я тяну ее, почти волоку к другой стене камеры.

— Что ты делаешь? — кричит она. — Это шанс…

— Спасаю нас! — говорю я.

Мы у колодца, он не такой широкий, как я думал. Для Сисси как раз. Для меня — не факт.

— Помнишь этот колодец? Десять метров вниз, изгибается на дне, а потом идет вверх с другой стороны.

Она качает головой:

— Мы не пролезем. Он слишком тесный, слишком глубокий, мы утонем.

Закатница ползет к нам, вытянув руки. Она слышит наши голоса и злобно шипит. Свет фонарей начинает таять. А вместе с ним и время, вместе с ним и наши жизни.

Сисси видит это.

— Ты первый, — шепчет она.

— Нет.

— Джин.

— Я никуда не пойду, пока ты не нырнешь.

— Нет. Не позволяйте Джину умереть. — Ее глаза сверкают решимостью.

— А Джин никуда не пойдет без тебя. — Моя решимость ни на гран не уступает ее.

— Черт с тобой, — шипит она, хватает меня за шею, прижимаясь ко мне на мгновение своей гладкой щекой, а потом скользит к краю бассейна, набирает воздуха и ныряет вниз головой. Я вижу ее ноги, уходящие вниз, в колодец. На мгновение я не понимаю: почему головой вниз?

И тут до меня доходит. Ну, разумеется. Разумеется, она вынуждена была нырнуть головой вниз. Нырнув по-другому, она не смогла бы протиснуться сквозь изгиб внизу. Только нырнув головой вперед, она может развернуть тело и выплыть на другой стороне головой вверх.

Все или ничего. Нельзя ни вернуться назад, ни всплыть за воздухом, ни передумать.

Сзади доносится рычание. Когти скребут по земле. И тишина, которая может значить только одно — закатник летит по воздуху.

Я не трачу время на то, чтобы оглядываться, падаю вправо, перекатываюсь, закатница приземляется рядом со мной. Я вытаскиваю из-под себя правую руку, в которой еще зажат химический фонарь. Он едва светится, как тлеющий уголек, но этого достаточно, чтобы осветить лицо закатницы: оно неожиданно близко от меня. Правый глаз распух, и из него сочится белая жидкость. Но левый чист и горит голодом.

У меня осталась последняя карта. Я сжимаю фонарь зубами, а потом дергаю головой, отрывая верх. Жидкость — густая, липкая, отдающая уксусом — заполняет мой рот.

Закатница прыгает на меня, она уже на мне, оседлала и прижала мои руки к земле, ее здоровый глаз светится торжеством, слюна брызжет изо рта, как кипяток из чайника.