— Не избавился, дорогой мой, не избавился…

"А надо было бы избавиться в первую очередь”, —хотел сказать Забелин. Но промолчал.

— И где же вы их нашли, шеф? В сейфе, как всегда? Или вватерклозете? Я их обычно там забываю… Или из буфета принесли?

— Думай. Думай.

— Ну, не знаю. — Пацюк наблюдал за Забелиным, явнозаинтригованный. — В “рафике”?.. Оксана-секретарша подсуетилась?

— Опять не угадываешь.

— Сдаюсь. — Для убедительности Пацюк даже поднялруки.

Давай, Даня! Давай, Даниил Константинович Забелин! Сейчасвсе станет на свои места.

— На Пограничника Гарькавого, — с выражением,четко отделяя одно слово от другого, произнес Забелин. — Знакомый адрес?

Пацюк затравленно смотрел на Забелина. Ай парень, ай актер,ничего не скажешь! Сейчас будет разыгрывать удивление, потом — изумление, потом— оскорбленную невинность. А играет как! Надо же, прямо Смоктуновский тебе из“Гамлета” с черепом в обнимку… Верный “Макаров” и только что прирученнаяянтарная бритва приятно холодили забелинские бока, а сам он разглядывал стажерас детским любопытством Христа, только что вознесенного на небо.

К пункту “оскорбленная невинность” Пацюк так и не перешел.После “изумления” последовало “сильное изумление”, затем — “очень сильноеизумление”, а затем — “изумление в 12 баллов по шкале Рихтера”. Пацюказаколотило, как Японию (опять чертова Япония!) во время землетрясения 1996года, и он только и смог выдавить из себя:

— Я не понимаю…

— Что же тут непонятного? Часы нашли на ПограничникаГарькавого, двадцать три, квартира сто восемь. Во время обыска у убитойгражданки Алексеевой Елены Сергеевны. В ванной, на полке.

— Этого не может быть…

— Еще как может. Все задокументировано,запротоколировано и приобщено к делу.

— Но ведь меня там не было… — Пацюк потихоньку приходилв себя. Теперь он даже был в состоянии говорить более-менее связно. — Меняне было при обыске.

— При обыске не было, верно. Но, думаю, ты успел тампобывать раньше. Гораздо раньше.

— Что значит — гораздо раньше?

— Это значит, когда девушка была еще жива.

— Это… Это бред какой-то… Я никогда не был в ееквартире…

— Может быть, ты с ней вообще незнаком?

— Я не утверждаю этого…

Положительно, по парню убивается “Оскар” за лучшую мужскуюроль. Что-что, а отчаяние вперемешку с яростью и скорбью он подавать умеет. Изворотливый,подлец… А Забелин еще всегда ему симпатизировал… Спокойный, уравновешенный,детективы японские в столе… Из серии, где одно несчастное убийство пятьсотстраниц готовят, а потом столько же обсасывают… И не дурак, и с честолюбием всев порядке… Такой может перерезать горло только из любви к чистому искусству.Сукин сын!

— Тогда, может, объяснишь мне, как они там оказались?

— Нет… Я не могу объяснить.

— Плохо, — нахмурился Забелин.

— Плохо? — переспросил Пацюк.

— Очень плохо. Хреново. Полные кранты. У тебянеприятности, Егор.

— Из-за этих часов?

— Не только. Хотя, как я успел заметить, вы спотерпевшей обменялись верительными грамотами. У нее твои часы и еще кое-что…

— Что?!

— Об этом потом. А она, как я посмотрю, расположилась утебя основательно. Даже щеточку зубную перетащила… Я уже не говорю о косметике…

Лицо Пацюка исказилось. Если бы он мог — он бы зарыдал.

— Черт возьми… Вы не понимаете…

— А ты просвети меня, темного, откуда это все у тебя…Или, может, в комнату пройдем и ты мне вещи покажешь? Которые у тебя в кроватипораспиханы…

Пацюк схватился за голову и стал раскачиваться, как самыйнатуральный китайский болван.

— Нет. Нет… Вы не понимаете, нет…

— А чего же тут понимать? Все и так ясно. Думаю, это неединственные ее вещи…

— Это я купил, — Пацюк наконец-то пересталкачаться, и в глазах у него появилось осмысленное выражение. — Это якупил… Но она никогда…

— Кто ж сомневается, что ты купил? Мужчины иногдаделают подарки любимым женщинам… Не всякие мужчины, конечно, и не всякимженщинам, — Забелин невольно вспомнил свою бывшую супружницу, записнуюнимфоманку. — И не всякие подарки. Хотя, если мужик преподносит бабебелье… Что это значит?

— А что это значит? — послушно переспросил Пацюк.

— А это значит… — призрак бывшей супружницы, записнойнимфоманки, по-прежнему зудел перед лицом Забелина стрекозинымикрыльями. — А это значит, что они вступили в определенные отношения. Таксказать, в войну полов, с рукопашными схватками по два раза на дню… Или у тебябольше выходило?

— Что вы имеете в виду? — Пацюк наконец-то нашелсебе занятие: теперь он сгибал и разгибал чайную ложку.

— Близость. — Язык во рту Забелина моментальнораспух и превратился в детский валенок двадцать четвертого размера. —Близость я имею в виду.

Такую близость, что дальше некуда. Можно и ушко облизать впорыве страсти, а можно и глотку перерезать…

— Близость?!

Несколько секунд Пацюк сидел молча, а потом начал хохотать.Да так, что глаза его едва не вылезли из орбит, а челюсть едва не сорвалась с насиженногоместа.

— Вы думаете, что?..

— Ну, я не могу утверждать…

Смех Пацюка не очень понравился Забелину. Тем более что внем проявилось то самое легкое сумасшествие, в котором следователь некотороевремя назад стал подозревать стажера.

— Отчего же не можете? — Пацюк резко оборвал смехи теперь угрюмо смотрел на Забелина. Сумасшедший, как есть сумасшедший! —Давайте, подозревайте. Навесьте на меня ее убийство. И все другие убийства вгороде. За последнюю неделю. Прямо по сводке. Давайте, ну!!!

— Если бы я хотел навесить на тебя что-то, я бы сюда непришел…

— А пришли зачем?

— Чтобы ты объяснил мне кое-какие вещи.

— Про часы я сказал. Не знаю, как они там оказались… Икому нужно было…

— Ладно, оставим часы в покое.

Еще раз осмотрев кухню на предмет очагов пацюковскогосопротивления, Забелин открыл папку. Пацюк же затих окончательно.

— Теперь давай по пунктам. В квартире покойной былинайдены твои отпечатки пальцев. На бокале в кухне.

— Бред.

— Кроме того, на подушке в ее спальне обнаружены твоиже волосы.

— Чушь.

— С наукой не поспоришь, дорогой мой. — Забелинпохлопал по папке. — На все имеется заключение эксперта.