Как сильно она отличалась от Джо, которая всегда носила неброскую, даже потрепанную одежду. Которая отказалась от прекрасного платья а-ля-полонез, задуманного специально для нее.

Отдала его подарок сестре, и он отказывался воспринимать это как оскорбление. Пока она не отреклась от него, твердо и бесповоротно.

Джо за него не выйдет.

Так зачем же тогда Лори менять свое отношение к женщинам в целом, и к Хэрриет в частности?

«Назови хотя бы одну причину».

Леди Хэт была не только самой веселой девушкой на любой вечеринке. У нее также имелось собственное состояние и титул. Женившись на ней, Лори гарантированно избавился бы от необходимости жить по дедовым правилам.

Захочет жить за границей – поедет за границу.

Захочет быть музыкантом – станет музыкантом.

Больше не будет ничьей собственностью. Будет самим собой. Свободным. Даже Хэрриет с ее старинным фамильным родом и титулом не будет его хозяйкой. Он сам станет творцом своей судьбы.

Наконец-то.

Леди Хэт разглядывала его с недоумевающим выражением на лице.

– Все хорошо, мой дорогой мальчик? – спросила она. – Ты выглядишь задумчивым.

Но Лори чувствовал, как все его неприятности рассеиваются. В конце длинного тоннеля забрезжил свет.

Возможно, дед оказался прав. Возможно, давняя подруга семьи решит его проблему. Станет ему новой семьей.

Почему Лори сам этого не замечал так долго?

Он предложил ей руку, чтобы войти в дом Перкинсов на Бикон-Хилл вместе.

– Не возражаешь?

Она приняла ее и слегка к нему прижалась. Ему было приятно ощущать ее близость.

– Я уже и не надеялась.

25. Совсем одна

– Мама! Сюда, скорее! – закричала Джо из комнаты Эми, где читала больной книгу. На ее возглас сбежались все, кто находился в доме: мама и Ханна. Мег по-прежнему жила у Кингов.

Эми лежала бледная и не шевелилась. Воздух в комнате, как и она, был неподвижен. Занавески на слегка приоткрытом окне даже не колыхались.

Они затаили дыхание и ждали, боясь, что конец уже наступил.

Но Эми сделала хриплый вдох и зашлась в приступе кашля, звуки мокроты в легких напоминали хлюпающую губку.

Все трое тихонько вышли из комнаты и разошлись по углам плакать. Самого худшего не случилось.

Но стало ясно, что худшее еще впереди, чего они и опасались. Посланный мистером Лоренсом врач осмотрел больную и велел «обеспечить ей комфорт», но ничего другого о ее диагнозе не сказал.

Болезнь Эми вытягивала из них силы в течение многих дней. Мама, Ханна и Джо сменяли друг друга у постели, поили ее бульоном и чаем, делали горчичный компресс на грудь для размягчения кашля, кипятили камфору день и ночь, чтобы отворить легкие. Ничего не помогало. Эми, которая всегда была маленькой и изящной – но никак не хрупкой – казалось, усыхала прямо на глазах, день за днем, час за часом.

Происходило самое ужасное, и они были бессильны это остановить.

Бедняжку Эми всегда оставляли дома, она была слишком мала, чтобы отправиться с ними в Нью-Йорк, а ведь так сильно мечтала побывать со своими картинами в Париже и в Риме.

Ей не выбраться из Конкорда.

Никогда не повидать Колизея, Прадо или Уффици.

Джо даже не удалось отвезти ее к морю, как Бет.

Каждый день приносил с собой новые, непредвиденные горестности.

Иногда Джо казалось, что Эми выздоравливает, но потом она поворачивала за угол и видела маму со вздрагивающими плечами, беззвучно рыдающую в передник. Джо пряталась за углом, встревоженная и расстроенная, увидев их спокойную, собранную маму в таком состоянии.

Сама Джо была то решительной и мрачной, то ее переполняла надежда, но страх не оставлял никогда.

Она ни слова не написала за эти дни. Сейчас ей было совсем не до книги и, более того, она ее совершенно не волновала.

Книжная Эми была не настолько важна, как настоящая, которая сейчас нуждалась в сестре. С персонажами книги не могло произойти ничего хуже, чем то, что происходило с семьей в реальности.

Не легче было и Мег. Радостную новость о помолвке отмечать не стали. Джон Брук уехал в Бостон, и она каждый день писала ему письма, рассказывая о том, как идут дела дома в Конкорде.

Дела шли то тоскливо, то пугающе, с переменным успехом.

Днем Мег работала у Кингов, пытаясь быть терпеливой с учениками, которые играли, смеялись и ссорились между собой, как все нормальные дети, не подозревающие о заботах и переживаниях остальных. Она даже не могла на них сердиться. Почему бы им не быть радостными любителями поспорить, как обычно?

Но как же она завидовала их беззаботности! Их не коснулись ни болезни, ни бедность, чего семье Мег хватало в избытке.

По вечерам она старалась не посещать Орчард-хаус, хотя иногда заглядывала поинтересоваться, не нужно ли чего Эми, маме или Джо. Ей отчаянно хотелось помочь, но это подрывало ее силы, и несмотря на то, что мама (и дорогой мистер Брук, все больше и больше становившийся частью семьи со времен помолвки) пытались уговорить девушку отдохнуть и предоставить заботу об Эми другим, Мег казалось невыносимым находиться вдали от сестры в такое время.

Никто из них не мог.

Они то и дело входили в маленькую комнатку Эми с душным, пропитанным камфорой воздухом, с непрекращающимися звуками кашля, словно были призраками, а она – той живой душой, которую они преследовали.

Она не могла умереть. Марчи не вынесли бы этого горя. Только не потерю их дорогой малышки Эми, которой всего пятнадцать. И что было бы хуже всего – ей не удалось бы в последний раз повидаться с отцом.

В один из вечеров, когда мама спустилась вниз еще более бледная и грустная, с чашкой нетронутого бульона на подносе, Джо сказала:

– Ничего больше нельзя сделать?

Матушка помотала головой.

– Я спрашивала у всех, у кого только могла. Никто не знает подходящих средств.

Долгое время они сидели молча, слушая доносящийся сверху слабый кашель.

Наконец Джо спросила:

– Думаешь, нам нужно написать отцу, чтоб он возвращался?

– Думаю, придется. Отец никогда не простит себя, если не успеет приехать. Мне кажется… кажется, она ждет его.

Мама отложила поднос, и они рухнули друг другу в объятья.

Мама отправила три письма на случай, если два из них потеряются, но во всех было написано одно: «Эми больна. Приезжай. Срочно».

Никто не знал, получит ли он их вовремя, а если и получит, успеет ли возвратиться назад. Последнее, что они о нем слышали, – он находился где-то в Миссисипи, где строилась новая школа и церковь. Даже если письма дойдут, он