К несчастью, теперь одно исключало другое.

Я вспомнила Эстель, представила, как ветер уносит прочь ее прах – и прах многих других, погибших за все эти годы.

Я вспомнила мсье Бернара, который гнил на кровати наверху – и многих других, ожидавших мучительной смерти.

Ведьмы и люди. Все одинаковы. Все невинны. Все виновны.

Все мертвы.

Но не я.

Когда мне было шестнадцать, моя мать пыталась принести меня в жертву – свое единственное дитя. Еще до моего зачатия Моргане явился узор, который прежде не видела ни одна Госпожа Ведьм, и она решила совершить то, что и не снилось ее предшественницам – изничтожить свой род. С моей смертью род короля также должен был погибнуть. Все его наследники – и законные, и бастарды, перестали бы дышать в тот же миг, что и я. Отдать одну жизнь – и положить конец столетиям гонений. Отдать одну жизнь – и положить конец тирании Лионов.

Но моя мать не просто хотела убить короля. Она хотела причинить ему боль. Уничтожить его. Я до сих пор могла представить, как ее узор мерцает у моего сердца и тянется ветвями во тьму. К детям короля. Ведьмы хотели нанести удар во время его траура. Хотели распотрошить каждого из оставшихся членов королевской семьи, каждого из тех, кто был им верен.

Я вырвалась на поверхность, тяжело дыша.

Все эти годы я обманывала себя, убеждала, что сбежала от того алтаря, потому что не могла позволить им убить невинных. И все же вот она я, и на моих руках невинная кровь.

Я просто струсила.

Боль этого осознания проникла мне под кожу и затмила собой агонию от огня. На этот раз я разрушила нечто важное. Нечто, чего было уже не вернуть. Боль пульсировала глубоко у меня внутри.

Ведьмоубийца.

Впервые в своей жизни я задумалась, не ошиблась ли тогда.

Позднее меня зашла проведать Коко. При виде меня лицо у нее вытянулось. Она села на постель рядом со мной, а Ансель вдруг очень заинтересовался пуговицами у себя на мундире.

– Как ты себя чувствуешь? – Она погладила меня по волосам. От ее прикосновения все паршивые чувства снова всплыли у меня в мыслях. По щеке скатилась слеза. Я утерла ее, хмурясь.

– Отвратно.

– Мы думали, тебе конец.

– Хотелось бы, да нет.

Рука Коко застыла.

– Не говори так. Это просто душевная боль, вот и все. Парочка булочек со сливками тебе поможет.

Я распахнула глаза.

– Душевная боль?

– Вроде головной боли, только куда хуже. У меня такие боли очень часто бывали, когда я жила с теткой. – Она убрала мои волосы с лица и наклонилась ближе, чтобы утереть еще одну слезу с моей щеки. – Ты ни в чем не виновата, Лу. Ты поступила так, как должна была.

Долгое мгновение я смотрела на свои руки.

– Почему тогда я так дерьмово себя из-за этого чувствую?

– Потому что ты хороший человек. Знаю, отнимать жизнь всегда неприятно, но Эстель тебя вынудила. Никто не стал бы тебя винить.

– А я вот уверена, что Эстель бы с этим не согласилась.

– Эстель сделала свой выбор, когда уверовала в твою мать. И выбор оказался ошибочным. Единственное, что ты можешь теперь – жить дальше. Верно я говорю? – Она кивнула Анселю, который стоял в уголке, заливаясь румянцем. Я быстро отвела взгляд.

Теперь он, конечно же, знал правду. Ворожбу он явно учуял. И все же вот она я… живая. Мои глаза снова наполнились слезами. «Перестань. – одернула я себя. – Разумеется, он тебя не выдал. Ансель – единственный порядочный мужчина в этой Башне. И позор тебе, если ты думала иначе».

К горлу подкатил ком, и я стала вертеть на пальце кольцо Анжелики, не в силах смотреть никому из них в глаза.

– Должна тебя предупредить, – продолжала Коко, – в королевстве Рида чествуют как героя. Это первое сожжение за много месяцев, и учитывая нынешнюю обстановку, это просто… праздник. Король Огюст пригласил Рида отужинать с ним вчера, но Рид отказался. – В ответ на мой вопросительный взгляд она неодобрительно поджала губы. – Не хотел оставлять тебя.

Мне вдруг стало жарко, и я отбросила одеяла.

– В его поступке ничего героического нет.

Коко с Анселем переглянулись.

– От тебя, как от его жены, – проговорила Коко осторожно, – ожидают другого мнения на этот счет.

Я уставилась на нее.

– Слушай, Лу. – Она откинулась на спинку кресла, досадливо вздохнув. – Я просто за тобой приглядываю. Люди вчера слышали твои крики во время казни. Многим очень интересно, почему от сожжения ведьмы у тебя приключилась истерика, – и в том числе королю. Чтобы его успокоить, Рид наконец принял его приглашение на сегодняшний ужин. Ты должна быть осторожна. Теперь наблюдать за тобой все будут особенно пристально. – Она покосилась на Анселя. – И ты знаешь, что на костре сжигают не только ведьм. Тех, кто им сочувствует, ждет та же участь.

Я перевела взгляд с Коко на Анселя, чувствуя, как екнуло сердце.

– Господи. Вы двое…

– Трое, – пробормотал Ансель. – Ты забыла про Рида. Его тоже сожгут.

– Он убил Эстель.

Ансель уставился на свои ботинки и тяжело сглотнул.

– Он верит, что Эстель была демоном. Все они верят в это. Он… пытался защитить тебя, Лу.

Я покачала головой. Яростные слезы снова подступили к глазам.

– Но он ошибается. Не все ведьмы злые.

– Я знаю, что ты в это веришь, – сказал Ансель мягко. – Но заставить Рида поверить в это ты не сможешь. – Он наконец поднял взгляд, и в его карих глазах отразилась глубокая грусть – такая, которой человек его возраста никогда не должен был познать. – Есть на свете вещи, которые словами изменить нельзя. Кое-что нужно увидеть. Нужно почувствовать.

Он пошел к двери, но заколебался и оглянулся на меня.

– Надеюсь, вы вместе найдете путь. Он хороший человек… И ты тоже.

Я молча смотрела, как он уходит, отчаянно желая спросить как – как ведьме и охотнику на ведьм идти по жизни вместе? Как я смогу доверять человеку, который готов был бы меня сжечь? Как я смогу его любить?

Но кое в чем Ансель все же оказался прав. В том, что стало с Эстель, я не могу всецело винить Рида. Он искренне верил, что ведьмы – зло. Эта вера – такая же неотъемлемая часть его сущности, как медные волосы или высокий рост.

Нет, смерть Эстель была не на руках Рида.

А на моих.

Пока Рид не вернулся, я выползла из кровати и доплелась до его стола. Кожу щипало и жгло в напоминание об огне, но все же таким образом она исцелялась, а вот с ногами и руками все было совсем иначе. Мышцы потяжелели, будто хотели затянуть меня под землю. Каждый шаг давался с трудом. Пот бусинками покрывал мой лоб, спутывал волосы на шее.