Эш пела тише, мы с Кори играли примерно на 3–5 ударов в минуту медленнее, чем раньше, и гитара с басом звучали более слаженно, как будто под метроном. Получалось здорово, и мы опять почти не разговаривали. Играли весь день, и никто не пытался анализировать происходящее или с деланым энтузиазмом подбадривать других – в этом не было необходимости. А главное, я не пытался этого делать. Обычно я страдал такой фигней. Но сейчас мне удалось просто расслабиться и стать одной третью команды, ни больше ни меньше.

Помню, тогда я подумал, что у нас все стало получаться, потому что мы больше ничего друг от друга не скрывали. Все вышло наружу. Теперь все видели меня голым. Видели, как Кори шизеет от алкоголя и наркотиков. Что до Эш… ее мы пока не застали в полном раздрае, зато знали, какой она бывает под кайфом, когда злится и испытывает неловкость. А еще мы с Кори оба успели с ней замутить, причем ясно было, что продолжения не будет и все это в прошлом. Поэтому теперь у нас осталась только музыка.

Куки даже не пришел нас послушать. Наверное, Эш ему сказала, чтобы не приходил. Так мне показалось, но допытываться я не стал. Он пришел, лишь чтобы сообщить, что ужин готов и после нам сразу нужно выдвигаться в «Перекресток».

– Вы как, нормально? – спросил он.

– Отлично, – ответила Эш.

Ужин появился на столе так же загадочно, как до этого завтрак и обед: будто кто-то невидимый приготовил еду. После чего все просто заходили на кухню и накладывали себе сколько нужно. На этот раз нас ждала огромная миска салата с бобами и лимонной заправкой. Салата было много, он был вегетарианский и навевал тоску. Вспомнилось блюдо, которое мама однажды научилась делать, и потом нам с папой пришлось доедать его еще три или четыре дня.

Я знал, что надо бы написать или позвонить предкам. Но вместе с тем понимал, что, в принципе, можно подождать и до завтра – это ничего не изменит. Почему-то при мысли об этом мне стало грустно.

Посмотрел в окно и увидел Шайенн – она сидела на улице и ела одна. Я вышел и сел рядом.

– Привет, – поздоровался я.

– Где пропадал весь день? – спросила она.

– Репетировал.

– Оставил меня совсем одну, – сказала она, вырывая траву маленькими пучками. Мне стало стыдно. И я запаниковал.

– О, – ответил я, – прости. Подумал, ты не хочешь, чтобы я рядом околачивался.

И тут же понял, что сморозил глупость.

Шайенн ничего не ответила и только закатила глаза.

– Придешь к нам на концерт? – спросил я.

– Не думаю, – сказала она.

Я почувствовал облегчение. Но потом мне стало еще хуже.

– Что ж, – сказал я, – вчера было здорово.

Она вырвала еще несколько пучков травы и снова закатила глаза.

– Я имею в виду, весь день вчера, – запаниковал я. Что бы ни говорил, это звучало глупо. – С тобой правда классно разговаривать. Ты смешная. И очень красивая и сексуальная. Отличный был день.

Она лишь вскинула брови и печально закивала, глядя в траву.

– Это был мой первый раз, – выпалил я. – Так что…

Она взглянула на меня.

– Прости, что веду себя по-дурацки, – сказал я.

– Прощаю, – ответила она, наконец улыбнулась и кинула мне в лицо пучок травы.

Бар «Перекресток» оказался чем-то похож на «У Элли». Только побольше и менее депрессивный. Он стоял в лесу на съезде с двухполосного шоссе, парковки рядом не было, так что по обе стороны подъездной дороги выстроились в неровную линию машины. Вывеска выцвела настолько, насколько это вообще возможно, и превратилась в безвозрастной и неизменный артефакт из другого измерения. Внутри столиков хватило бы человек на сто, но почти все посетители сгрудились вокруг барной стойки. Черных и белых было примерно поровну, и в целом публика здесь выглядела менее потрепанной и более веселой, чем в «У Элли», и определить возраст людей не представлялось возможным.

Тут стояла крутейшая звуковая система, а звукорежиссер весил примерно сто пятьдесят килограммов и задавал кучу вопросов про уровни моего микрофона, на которые я не мог ответить. Мы приехали слишком поздно и опоздали на саундчек. Не было даже времени установить барабаны Кори.

– Играй на наших, – сказал ему звукорежиссер.

– На наших, – повторил Кори неестественно низким голосом, отчего стало ясно, что он напуган.

Мы успели лишь познакомиться с Дибо Харрисоном.

Он и ребята из его группы сидели за столиком в сторонке. На них были мешковатые футболки, и всем своим видом они как бы показывали, что ведут не очень важный разговор, но все же не хотят, чтобы им мешали.

Когда мы подошли, Дибо не встал. Он имел довольно маленький рост. Макушка выглядела так, будто волосы на ней никогда не росли. На его маленькие глазки было больно смотреть. Я пожал ему руку, и она оказалась сухой и твердой, а еще он чуть не сломал мне пальцы.

Куки представил Эш, но не нас.

– Легендарная Эш Рамос, – промурлыкал он. – Приехала с группой из самой Пенсильвании.

– Из Нью-Йорка, – поправила Эш.

Дибо смерил нас оценивающим взглядом.

Сначала Эш. Затем Кори.

И в конце концов меня. Никто не произнес ни слова.

Наконец он повернулся к Эш.

– Так начинайте, если готовы, – сказал он.

По правде говоря, я не был готов. Но Куки сказал, что готов. И Кори сказал то же самое, тем же неестественно глубоким голосом, свидетельствовавшим о том, что в данный момент борется с парализующим приступом паники.

Но Эш боялась сильнее всех.

Раньше я никогда не видел, чтобы ей было страшно. Даже когда Радд готовился выбросить Кори в окно и когда Эд вышел из дома с винтовкой. Но сейчас она боялась. Она дергалась и застывала, глядя в одну точку. Косилась на столик Дибо и шумно сглатывала. А еще вдруг стала выглядеть лет на пять моложе.

– Он реально крут, – сказала она нам.

– Да, детка, но ты тоже крута, – сказал Куки.

– Мы все крутые, – поправил его я.

– Ты взорвешь этот бар и всех тут поимеешь, – заявил Куки.

Но Эш лишь качала головой и косилась на столик Дибо.

– Мне здесь не место, – пробормотала она, и голос ее тоже прозвучал на пять лет моложе.

Мы успокоили ее, сказав, что ей здесь самое место. Не только ей, но всем нам. Правда, вряд ли в тот момент мы сами верили в то, что говорили. Я вроде как пытался убедить себя, что верю в это, потому что любой человек может выступить в таком месте. Думаю, просто необходимо верить в такие вещи, иначе станешь нацистом или еще кем похуже.

Но Эш не купилась.