Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После церемонии целования рук жениха отвели в комнату, гдесидела невеста. В новом платье, с красивой прической моего изобретения Зехрамогла сойти почти за хорошенькую. Но так как по здешним обычаям ее не покрыли
дуваком[63], а просто сунули с головой во что-то похожее намешок из зеленого шелка, я не смогла видеть, какое впечатление она произвела начабана Мехмеда.
Проснувшись сегодня утром, я почувствовала какую-топеремену, чего-то недоставало. Я принялась думать, искать и, наконец, поняла:не слышно родника, который журчал в саду под окном, напевая по ночам грустнуюколыбельную песню.
Я вскочила с постели, хотела открыть деревянные ставни, ноони не поддавались. Я с силой тряхнула их. Из щелей посыпалось что-то белое…
Ночью выпал снег. Деревня Зейнилер изменилась донеузнаваемости.
Хатидже-ханым говорила мне, что стоило здесь выпасть снегу,как он уже не тает, лежит до самого апреля. Как чудесно! Значит, весна в этомскучном, темном краю, где даже листья кажутся черными, наступает зимой. Я оченьлюблю снег, — он напоминает мне цветение миндаля весной. В детстве никакиепраздничные развлечения не могли заменить мне удовольствия поваляться в чистой,белой и мягкой снежной постели у нас в саду. И еще… Какая прекраснаявозможность отомстить тем, кого ты ненавидишь! В нашем пансионе училасьдевочка, с которой мы враждовали. Она до смерти боялась снега. Я неожиданноналетала на нее и совала снежный ком за джемпер, плотно облегающий тонкуюнежную шею. Ее губы, посиневшие от мороза, дрожали, она менялась в лице, а яприходила в восторг.
Снег все валит и валит. Зейнилер утопает в сугробах. Дорогизанесены. Многие мои ученики не могут добраться до школы.
Сегодня самый горький, самый печальный день в моей жизни.Утром девочки принесли страшное известие. Накануне вечером Мунисэ чем-топрогневила свою абу. Мачеха кинулась на нее с поленом, и девочка выпрыгнулачерез окно. Родители думали, что она не сможет пробыть долго на улице ночью, втакую метель, скоро вернется и попросит прощенья. Но шли часы, а девочки все небыло. Сообщили соседям. Деревенские парни с горящими лучинами в руках прошли поулицам, но девочку не нашли.
Бедняжку Мунисэ жалели даже те ученицы, которые ее нелюбили. Сегодня к вечеру обшарили все закоулки в деревне. Мухтар-эфенди, знаямою привязанность к Мунисэ, несколько раз в течение дня присылал маленькогоВехби сообщить, что поиски пока не дали результатов.
Сегодня Вехби выглядел огорченным и серьезным, как взрослыймужчина. Он разводил руками, показывая мне посиневшие от холода ладони, иговорил:
— Пропала бедная девочка. Наверно, ее съели волки.
К вечеру сомнение Вехби передалось и взрослым. «В такую непогодуребенок не мог уйти в другую деревню, — говорили крестьяне. — Или оназамерзла под снегом, или ее разорвали волки».
Когда на снежную бурю, в которой нельзя было различитьчеловека, черным туманом опустилась ночь, мною овладели безнадежность и отчаяние.Я впервые согласилась с людьми, которые говорили, что жизнь полна зла инесправедливости, впервые роптала на нее. У меня щемило сердце, захватывалодыхание, горело лицо. Я рано легла в постель. Потушила лампу — от света болелиглаза.
А буран за окном бушевал все сильнее. Ставни сотрясались отего мощных ударов.
Кто знает, где сейчас лежит моя бедная девочка?.. Кто знает,в какой тьме она погребена?.. Мне мерещились ее льняные волосы; на холодномветру они трепетали, словно лунные блики на листве.
Не помню, сколько часов прошло. В такие минуты человектеряет способность ощущать время. Вдруг мне показалось, что кто-то внизуцарапается в дверь, выходящую на кладбище. Что это могло быть? Ветер? Нет, этобыло непохоже на порыв ветра. Я приподнялась на локтях, прислушалась. В ночнойтьме мне почудился глухой стон. Я вскочила с постели, накинула на плечи платоки бросилась вниз к Хатидже-ханым. Но, оказывается, старая женщина тоже слышалаэтот стон и вышла в коридорчик со свечным огарком в руке.
Мы никак не могли решиться отодвинуть засов. К тому же и задверью уже было тихо.
Грубым мужским голосом Хатидже-ханым закричала:
— Кто там?!
Никто не отозвался.
Старая женщина крикнула еще раз. И тут сквозь завываниеветра мы опять услышали слабый стон.
— Кто там? — снова загремела Хатидже-ханым.
Но я уже узнала этот голос.
— Мунисэ! — закричала я и рванула железный засов.
Дверь распахнулась, нас обдало порывом холодного снежноговетра. Свеча Хатидже-ханым погасла. В темноте прямо ко мне на руки упаломаленькое холодное как лед тело.
Пока Хатидже-ханым пыталась зажечь огарок, я прижимала ксебе Мунисэ и плакала навзрыд.
Девочка лежала у меня на руках без сознания. Силы оставилиее. Лицо ее посинело, волосы были растрепаны, платье в снегу…
Я раздела Мунисэ, уложила в свою постель и приняласьрастирать куском фланели, которую Хатидже-ханым нагревала над мангалом.
Первые слова девочки, когда она открыла глаза, были:
— Кусочек хлеба…
К счастью, у нас оказалось немного молока. Мы согрели его ипринялись из ложки поить беглянку.
Шли минуты. Лицо Мунисэ розовело, в глазах появился свет.Она без конца вздыхала и заливалась горючими слезами.
Ах, это выражение признательности в глазах бедной девочки!Нет в мире прекраснее чувства, тем ощущение, что ты сделал людям хоть каплю добра!
Моя темная комнатушка сотрясалась под ударами бури, словнопотерпевший крушение корабль. Но сейчас в красных отблесках пламени от печкиона показалась мне таким уютным и счастливым гнездом, что стало стыдно занедавнее недоверие к жизни.
Наконец девочка обрела дар речи. Спрятав ручонки у меня нагруди, она смотрела мне в глаза и медленно отвечала на вопросы. Вчера вечером,когда мачеха перепугала ее, Мунисэ убежала из дома и спряталась за околицей всарае с соломой. В соломе было тепло, как в постели. Но утром девочка сильнопроголодалась. Она знала, что, если выйдет наружу, ее поймают и отведут домой,поэтому решила ждать наступления темноты. Мунисэ надеялась на меня, целый деньона утешала себя словами: «Учительница обязательно накормит».
Вдруг я заметила, что блестящие глаза девочки затуманилисьпечалью, оживление и радость встречи пропали. Я не стала спрашивать причину.Тот же страх объял и мое сердце: завтра утром Мунисэ должна будет вернутьсядомой.