быть. — Мои слова были едва слышны.

— Итак, — сказал он. — Что она здесь делает?

Я вздохнул. Как я уже сказал, Люциан был умен и всегда задавал вопросы.

— Она родилась с меткой Драконианцев, — сказал я, желая, чтобы он просто оставил это в покое, поскольку я знал, куда приведет эта дорога.

— Что? Но она — отпрыск дракона.

— Из того, что я понял, ее мать была человеком, а отец — драконом.

— Тем не менее, отпрыски драконов никогда не носят метку Драконианцев.

— Она носит, — сказал я, будто это не было невозможно.

— Странно. — Он ухмыльнулся.

Я упал на кровать и уставился в потолок. Всякий раз, когда Люциан говорил «странно», разговор заканчивался. Из динамиков снова зазвучали мотоциклетные звуковые эффекты.

Я скучал по старым временам. Когда я все еще был собой, все еще в здравом уме и хорошим, а он все еще был моим лучшим другом. Я так сильно хотел этого снова… Но тогда, почему я солгал сегодня вечером, когда Мэтт попросил меня быть честным с ним? Что дракон знает своего всадника… я сказал ему, что это мумбо-юмбо, что я в это не верю.

Почему я проснулся? Почему я солгал Люциану? Была ли она той, за кого ее принимал Мэтт?

Нет, этого не могло быть. Я снова подумал о том времени, когда королева Катрина отправилась на поиски самопознания, чтобы улучшить свой слух.

Холодный палец прошелся вдоль моего позвоночника. Она была частью Дента. Ей не нужно было отправляться на поиски, чтобы улучшить свой слух; она могла слышать так же хорошо, как и ее дракон.

Тогда почему она уехала на пять месяцев?

***

На следующий день вся школа говорила о нашей гостье. К концу дня количество историй выросло. Некоторые говорили, что ее отец был бывшим военным, который скрывался, потому что был в списке разыскиваемых в Пейе. Другие говорили, что он был одним из бывших членов колонии Фокса, и именно так ему удалось убить Фокса. Я не прослушал и половины историй, но к концу дня мастеру Лонгвею пришлось вмешаться.

Он позвал нас всех в аудиторию, и менее чем за тридцать минут все кресла были заняты. Я сел рядом с Джорджем и увидел, как его трясло, когда одна из первокурсниц проходила. Она явно не так уж сильно ему нравилась.

Я не мог удержаться от хихиканья.

— Эта девушка призналась тебе в своей вечной любви или что-то в этом роде?

— Что? — спросил он, прищурившись.

— Первокурсница, короткие каштановые волосы, дерется как чувак?

— О. — Он покачал головой, как будто понятия не имел, о чем, черт возьми, я говорю.

Я отпустил это. Мне ничего не почудилось. Почему у меня возникло ощущение, что Джордж что-то скрывает?

Табита внезапно плюхнулась на стул рядом со мной вместе с одной из своих Зеленовато-дымчатых подруг, Сьюзен или это была Сара. Я никогда не мог отличить их друг от друга. Девушка была великолепна, когда дело доходило до выдумывания историй, и врала сквозь зубы, чтобы выпутаться из любой ситуации, но опять же, именно этим были известны Зеленые Пары.

Табита поцеловала меня, когда мой взгляд поймал входящую Ирен. Она одарила меня тем взглядом, в котором одна бровь была приподнята. Тем, который заставил меня почувствовать, что я окажусь в собачьей будке, если не прерву поцелуй.

Я отвернул голову от лица Табиты и улыбнулся. Табита не поднимала большого шума. Я был не из тех, кто любит обниматься, и от нее было легко скрыть, что она была всего лишь прикрытием, чтобы я мог видеться с Ирен. Я любил Ирен, и мне было все равно, была ли она трехсотлетним Лунным Ударом.

Никогда не было плохо иметь рядом с собой кого-то, кто может видеть будущее. Она узнает, когда все станет слишком мрачным. Или когда конец будет близок.

Свет в зрительном зале потускнел. Парни вокруг нас издавали тупые брачные звуки. Мастер Лонгвей вышел на трибуну и схватил микрофон, велев нам соблюдать тишину. Прямо тогда хваткие руки притянули мое лицо, и мои губы нашли губы Табиты. Я не знал, что такого было в ее поцелуях — ее и Ирен, — но всякий раз, когда они вдвоем начинали целовать меня, зверь временно удовлетворялся.

Я не слушал ни слова из того, что говорил мастер Лонгвей, за исключением нескольких слов, которые то тут, то там прорывались сквозь бушующие гормоны. Как «Фокс» и «мертвец», слова, которые привлекли внимание зверя.

А потом Табита просто так перестала меня целовать. Почему? Когда я открыл глаза, мои губы были опухшими от всех этих поцелуев, а гормоны — на взводе. Свет включился. Табита поджала губы и помахала на прощание.

«Встретимся сегодня вечером?» произнесла она одними губами.

Я кивнул, и на моем лице расплылась улыбка.

Я обнаружил, что Джордж ухмыляется мне, как идиот.

— Ты ничего не слышал из того, что сказал мастер Лонгвей, не так ли?

— Нет, — сказал я, и он просто рассмеялся, когда мы выходили из аудитории.

***

Я кончил. Зверь внутри меня снова почувствовал удовлетворение. Прыгать от Табиты к Ирен, как пчела, опыляющая цветы, или лишать девственности, как назвал бы это Брайан, было игрой, в которую зверю нравилось играть. Я думал как Брайан, но сейчас был совершенно неподходящий момент думать о нем.

— Это было потрясающе, — сказала Табита устало, и я ухмыльнулся.

— Потрясающий — это мое второе имя, — пошутил я.

Она сладко рассмеялась мне в ухо, которое нежно прикусила. Это сводило меня с ума так, как могла только Табита. Это начинало сбивать с толку. Например, что, черт возьми, Табита со мной делала? В то же время мне было жаль Ирен.

Я усмехнулся и толкнул ее обратно на кровать, прижимая.

Ее ноги обвились вокруг моей талии, когда я уставился на нее сверху вниз.

— Ты знаешь, что твои сосания и покусывания делают со мной, юная леди, — игриво проворчал я, сильнее прижимая ее к кровати.

Она закричала от смеха, когда я впился ртом в ее шею и притворился, что разрываю ее на части.

Это быстро привело к жесткому, пульсирующему сексу. После него она рухнула в мои объятия. Мы заснули.

Обычно, когда я был измотан, мне ничего не снилось. Но с тех пор, как появилась новая девушка с Мэттом, мне каждую ночь снились кошмары.

Удушье Колизея. Толпа заставляет меня чувствовать себя маленьким. Мое обычно тихое сердце стучит в ушах. Скрежет открывающихся ворот и звук металла, неумолимо приближающегося ко мне, тысячи рыцарей в белых доспехах