какой группы говорят, пусть даже не поймёт о чём. Но тут не было ни единой знакомой нотки. Зато Элен напряглась и стала вслушиваться. Между шестой и седьмой повозкой она дёрнулась и едва не вскрикнула. Дерево лежало наискось в развилке соседнего, зашелестело серебро опадающей изморози. Я пододвинула автомат под руку. К счастью, никто не обратил внимания. Встающее солнце пригревало, и то тут, то там с веток сваливались легчайшие искристые потоки. Едва караван скрылся за ближайшим пригорком, Элен вскочила.

- Это язык итли!

- Они же люди. Вроде бы, - неуверенно добавила я.

- Люди. Точно люди, у итли другая походка и вообще другая пластика движений. Но как тогда... откуда... - она развела руками. - Итли не заводят союзников или слуг.

- Ты так говоришь, будто они где-то до сих пор существуют. Я там в библиотеке не особо копалась, но помню, что после войны с джайрами о них никто не слышал. Или не выжил, чтобы как-то передать знания про них.

Элен пожала плечами:

- Ну, как видишь, какое-то наследие от них осталось. Идём?

- Угу, только перекусим.

Мы выудили из подсумков по пластинке походного рациона, натопили на крошечной горелке снега для чая. До сих пор никому не удавалось соединить в одном брикетике вкусное, питательное и сбалансированное, а у джайров получилось.

- Ты чувствуешь, где Харальд?

Элен уверенно кивнула, откусывая от брикетика.

- В том же направлении. Идёт на запад, - она повела рукой. - Интересно, зачем? Я уверена, это не пустое любопытство. Там что-то нужное ему.

- А нам нужен он, - улыбнулась я и поднялась с дерева, осматривая снег вокруг нас, чтобы не оставить мусора. Натоптали, конечно, но скоро всё скроется.

- Да, - кивнула Элен. Уголки её губ приподнялись. - Вот теперь идём.

Мы выбрались с опушки. Небо окончательно очистилось от морозной дымки, солнце разогнало холод ночи. Наша одежда не требовала смены - умный нательный слой менял теплопроводность и сохранял комфорт что на ходу, что при неподвижности. Дорога дальше шла пологими волнами по холмам среди леса. Несколько раз попадались перекрёстки с деревянными указателями. Ответвления были засыпаны пушистым снегом. Я не поленилась отвлечься и проверить. Оказалось, по этим дорогам уже давно никто не ездил. Ну как давно - недели. Последние следы на грунте успели оплыть под долгими дождями, потом несколько раз подмёрзнуть ночью и оттаять утром. Это настораживало.

До конца дня навстречу попалось ещё три обоза. Их было далеко слышно, иногда раньше, чем видно. Звенели колокольца на упряжи, пыхтели и ржали лошади, долетали короткие окрики возниц. Мы успевали загодя отойти и укрыться, наблюдая, как мимо тянутся тяжёлые фургоны. Элен вслушивалась в разговоры. Я заметила, что с каждым разом по её лицу пробегают тени, но не торопилась с расспросами. Да мы почти не разговаривали, чтобы не сбивать дыхание. На стоянке наговоримся, а пока скок-поскок через лесок, всё дальше на юг. Когда солнцу оставалось три ладони до горизонта, а с ясного неба потянуло холодком, я махнула в сторону:

- Вон там хорошее место для ночлега.

Элен посмотрела.

- Ага, завалы, бурелом, берлога. Мы отлично впишемся, - и хихикнула.

Мы пробрались через густые заросли и поднырнули под поваленные ветром деревья.

- Настоящая засека. Здесь можно и костёр развести, снаружи никто не увидит, - сказала она, расстёгивая ремни ранца. - Ой как легко-то теперь. Весь день таскаешь, не замечаешь, а сняла и полечу сейчас.

Но мгновением спустя Элен помрачнела. Разгребая снег, чтобы освободить место для очага, она не проронила ни слова. Я не лезла с расспросами, и только когда затрещал огонь и зашипел снег в котелке, коснулась её запястья кончиками пальцев.

- Что случилось? Что ты услышала? Или что-то поняла?

Она вздохнула.

- В основном всякая бытовуха, разумеется. Семейный и дружеский трёп, и всё прочее в том же духе. Хотя там тоже крючочки были. Но в последнем караване, помнишь, в хвосте ехали несколько всадников в дорогих шмотках?

- Ага. Как бояре.

- Ну. Они обсуждали какой-то "этап зачистки", если передать смысл в понятных терминах. Рассуждали, сколько времени пришлось потратить на "вылов всех тварей", о потерях во время этой "зачистки", в стычках с кем-то вроде партизан. Потом они уехали слишком далеко, и я больше ничего не разобрала. Я бы не переживала, но... они говорят на языке итли. И дети, дети, которые бегали вдоль повозок. Они играли в догонялки, и дразнили того, кто убегает "тварью". Потом менялись.

Элен схватила кружку, обхватила её ладонями, хотя мы точно не мёрзли. Плотный завал не пропускал ветер, да и одежда снова подстроилась под то, что мы сидим почти неподвижно. От костерка шло уютное тепло. Земля ещё не успела застыть, а сейчас подсохнет и ночью будет совсем хорошо.

- Понимаешь... на итли слова "тварь" и "человек", в смысле, хуман, звучат одинаково. Это омонимы со значением по контексту.

Она подбросила хвороста, пододвинула в жар обгоревшие ветки.

- Ещё я несколько раз ясно расслышала имена. "Несса", "Инвё", и другие узнаваемые, - сказала Элен, глядя поверх пламени. - Их всегда упоминали с почтением или уважением.

Я ойкнула и зажала рот ладонью, забыв о том, что дорога будет пуста до утра, а приютивший нас бурелом скроет даже разговор в полный голос. Подступала усталость. Пусть мы теперь те ещё гончие, отдых по прежнему требовался, хотя бы несколько часов.

- Пока точно не могу сказать, что всё это значит. Но ничего хорошего. Будем слушать, смотреть и запоминать. Харальду пригодится каждая зацепка.

Она повозилась, устраиваясь на тонком коврике, развёрнутом из кулька с кулак размером, и закрыла глаза. Через минуту послышалось ровное дыхание, и мне не оставалось ничего другого, как последовать за ней в объятия Морфея.

Утро для меня наступило рано. Природа позвала. Снаружи, за пределами нашего укрытия, было морозно. Ещё не по-зимнему, но воздух уже явственно выстывал. На светлом небе сияли звёзды, да на востоке тяжело алел скорый рассвет. Заря занималась тревожная, хотя я не понимала, что меня беспокоит. Будто не хватает какого-то неизвестного органа чувств. Как там, "Как некогда в разросшихся хвощах ревела от сознания бессилья тварь скользкая, почуяв на плечах ещё не появившиеся крылья". И я вспомнила. Мне было лет шесть или семь, когда родители отвезли нас с сестрой на юг, в окрестности Козенцы. Там, казалось, время застыло на эпохе керосиновых ламп. На ферме обитала пожилая дальняя