— И преуспел? — лукаво спросила служанку Зейнаб.

— Нет, — твердо отвечала Ома. — Но не потому, что плохопотрудился. — У нас с ним нет и не может быть будущего, госпожа, ведь несмотряна то, что я изрядная болтушка, мне не по душе легкий флирт и мимолетная интрижка.Калиф заметит и полюбит тебя, госпожа. Ты родишь дитя, и оно будет свободным.Это будет настоящий принц… А мое дитя было бы рабом, подобно мне. Может быть,если бы я сама была рождена в рабстве, это не имело бы для меня значения, новедь я свободнорожденная!

— Если калиф будет доволен мною, — заговорила Зейнаб, — вмоей власти будет даровать тебе свободу, моя Ома. Я могу устроить так, чтобы тыворотилась в Аллоа. Это обрадовало бы тебя?

— Госпожа, я предпочла бы остаться с тобою! — сказала Ома. —Что ждет меня в Аллоа? У меня нет семьи, нет дома, единственным приютом моимбыл монастырь. Туда вернуться я не могу, — она слабо улыбнулась. — Вообрази,какое лицо будет у матери Юб, когда я постучусь в ворота обители?

— Я могла бы послать тебя к моей сестре в Бен Мак-Дун…

— Что-о-о-о? — Ома даже подпрыгнула. — Так ты хочешь во чтобы то ни стало избавиться от меня, госпожа? Ведь ты даже не знаешь, выжила лисестра во время родов, да к тому же как бы я объяснила им, что с нами сталось?Думаешь, твоя сестра и Фергюсоны поверили бы мне? Да они собаками бы менязатравили! Не отвергай меня, госпожа моя добрая! — В глазах Омы уже стоялислезы.

— Я вовсе не хочу избавляться от тебя, — Зейнаб ласковогладила руку служанки. — Но ты показалась мне только что такой несчастной…

— О-о-о, во всем виноват этот Аллаэддин-бен-Омар!

— Может быть, тебе лучше уступить ему, — предположилаЗейнаб. — То, что ты моя прислужница, вовсе не лишает тебя права на собственноесчастье…

— Я не хочу ребенка. — Ома твердо сжала губки.

— Тебе вовсе не обязательно иметь детей. Ты никогда неудивлялась, как это я за все эти месяцы ни разу не понесла? Разве не давал тебеКарим бутылочки с эликсиром еще в Дублине с подробнейшими инструкциями? Ты ведьдаешь мне его каждое утро, разводя в воде! Разве он не дал тебе рецепта этогоэликсира? Не ты ли сама готовишь его для меня?

— Да, — медленно проговорила Ома. — Я не знала, для чего оннадобен, но не сомневалась, что господин не желает причинить тебе вреда…

— Эликсир я пью, чтобы не зачать. Есть, правда, еще одинметод, но я не уверена в его эффективности. Инига шепнула мне, чтообитательницы гарема вводят себе внутрь какие-то маленькие спиральки, глубоко,до самой шейки матки. Вроде бы это не дает семени мужчины проникнуть в их лонои там прорасти… Знаешь, выпей моего эликсира. Ома, а потом, если хочешь, примиласки Аллаэддина-бен-Омара. Думаю, ты станешь куда счастливее…

— Благодарю тебя, госпожа, — глазищи Омы благодарносверкнули. — Признаюсь, этот чернобородый хулиган возбудил во мне желание, нони один мой ребенок не должен стать рабом! — Девушка вдруг задумалась:

— А сколько времени я должна принимать снадобье, прежде чемснизойти к мольбам Аллаэддина?

— Прими одну дозу нынче же вечером, — сказала Зейнаб. —После того как ты примешь эликсир еще раз завтра, ты будешь в полнейшейбезопасности. Но нельзя пропускать ни единого дня! Сама я по прибытии в Кордовуне выпью более ни капли, ведь, если я рожу калифу дитя, моя ценность в егоглазах лишь возрастет, да и мое положение в гареме упрочится…

— Знаешь, мне грустно уезжать отсюда… — сказала Ома. — ,Здешняя земля столь прекрасна, а господин Карим так добр… А когда мы едем,госпожа? Ты уже знаешь?

— Через два дня по окончании Рамадана, — сказала Зейнаб. —Все это время мы должны будем воздерживаться от пищи от восхода солнца дозаката. В конце же месяца последуют трехдневные торжества. А сразу же послепраздников мы немедленно отплываем…

На следующее утро Зейнаб приступила к занятиям с необычайнымусердием. Зная, что остается мало времени, учителя взяли ее в оборот, добиваясьот нее совершенства во всем. Ведь ее успех в Кордове — это и их успех…

К вечеру явилась Ома, неся странный белый наряд с капюшоном.

— Господин Карим велит тебе надеть это и следовать за мною,госпожа. — Затем служанка понизила голос, чтобы не услышал имам:

— С ним явился Аллаэддин… Могу я остаться с ним?

— Конечно! — великодушно сказала Зейнаб. — Если я не всостоянии один вечер сама о себе позаботиться — значит, я чересчур изнежилась иразбаловалась. Я не жду тебя до утра, моя Ома, — госпожа подмигнула. — Надеюсь,ты ж ослушаешься меня?

Ома радостно улыбалась, ведя госпожу во двор, где ее ужеподжидал Карим верхом на великолепном белоснежном жеребце, купленном длякалифа. Он знаком велел ей приблизиться.

— Господин мой… — озадаченная Зейнаб подняла на него глаза.

Сильные руки подхватили Зейнаб — и вот она уже сидит в седлевпереди Карима. Конь тронулся.

— Тебе удобно? — заботливо спросил Карим. — Нам предстоитпуть длиною в несколько миль.

— Куда мы направляемся, господин мой? — Ей было так удобно ипокойно в его объятиях… Он был с ног до головы одет в белое, на его темныхволосах красовался белый тюрбан. Девушка прижалась к его груди, вдыхая пряныймужской аромат, исходящий от его одежд и тела, замирая от счастья.

Он улыбнулся, подумав, насколько она свободна в проявленияхчувств. Она была абсолютно чужда хитрости, притворства… Какой свежестью пахнетна калифа, когда это чудо войдет в его жизнь! Улыбка исчезла с его лица. Черезнесколько недель она станет собственностью калифа, но сейчас она принадлежитему…

— Мы едем в мой домик, — сказал он. — Это в горах, у озера…

Зейнаб ничего не ответила. Склонившись светловолосой головойна сильное плечо любимого, она любовалась окрестностями. Ведь она совершенноничего не видела — ну, кроме дороги, ведущей от города к вилле Карима. Горы,обрамляющие равнину, сверкали в отдалении снеговыми шапками. На полях зеленелищедрые молодые всходы. Они проезжали мимо виноградников, на лозах уже зеленелаюная листва. Миндальные сады были все в цвету, а серебристой листвой оливковыхрощ играл свежий ветерок…

— И это все твое? — спросила Зейнаб.

— Да, — с улыбкой отвечал он.

— Как ты богат… — робко проговорила она, заставив Каримарассмеяться. — В Аллоа такие земли почитали бы раем земным! Наша землякамениста… Трудно добиться урожая — а тут земля сама родит…

— Малика — необыкновенная земля, — согласился Карим. — Почваздесь плодородна, а климат благоприятствует земледелию.