Все эти весьма почтенные мужи ждали лодки и приблизились, чтобы помочь девушкам выйти на причал. Девушки приходились им дочерями и племянницами: Дедич постепенно собирал их из прибрежных селений, объезжая нижнюю часть Волхова, а отцы направлялись прямо в Перынь. Девушек было двенадцать, считая Мальфрид, но мужчин поменьше: почти каждый приглядывал и за дочерью, и за сестричадой. Бер среди мужчин оказался самым молодым; выведя Мальфрид на причал, он поклонился старикам и постарался принять важный вид, чтобы не потеряться среди бородатых мужей нарочитых.

Отроки стали выгружать из лодок припасы; еще один из здешних служителей, старик Ведогость, следил за выгрузкой и распоряжался, что куда. Не дожидаясь их, Дедич сделал знак приехавшим идти за ним. Толпа из мужчин и девушек двинулась к сосняку на холме.

Тропа подводила к холму с севера, или справа, если смотреть с воды. Мальфрид ожидала увидеть святилище, как везде, – вал, ворота, внутри площадка с жертвенником, идолы, обчины. Но здешнее святилище было иным. Когда сосны расступились, она увидела лишь могильный курган, но столь высокий и внушительный, что не сдержала возглас удивления. Склоны его, свободные от деревьев или кустов, покрывала трава.

Дедич оглянулся и подмигнул Мальфрид:

– Велик был князь Волх!

Жрец улыбался, но Мальфрид пробрала дрожь. Она почти видела очертание огромного тела – не то человеческого, не то змеиного, свернувшегося кольцом под покровом земли. Корка земли и травы казалась тонкой, как скорлупа; хотелось остановиться и не идти дальше, а то как бы звук шагов не потревожил спящего, не вызвал его гнев. Шевельнись он – и восколеблется земля, задрожат старые могучие сосны, будто стебли травы, посыплется земля со склонов, и в трещинах дерна покажется движение чешуйчатого тела…

Дедич снова оглянулся, теперь уже без улыбки. Мальфрид поспешно отогнала пугающие образы. Раз все местные жители так уверенно идут к святилищу, значит, ничего подобного не опасаются, а их роды ведь обитают близ Волховой могилы уже несколько веков.

Могильный холм был окружен неглубоким рвом. Тропа упиралась в узкую земляную перемычку, а та выводила на склон – настолько крутой, что без вырезанных в земле ступеней подняться по нему к вершине удалось бы не всякому мужчине, не говоря уж о женщинах. Наверху бросался в глаза дубовый столб, как на всех таких курганах, но Мальфрид сразу поняла: это не обычный бдын, где грубо вырезано изображение дедова лица.

– Будь цел во веки вечные, батюшка! – Возглавлявший шествие Дедич остановился у перемычки и поклонился кургану. – Пришел я к тебе ныне, привел красных девиц, чтоб ты невесту себе выбрал на сие лето. Самых лучших родов девы, все собой хороши, веселы, дельны. Дозволишь нам взойти?

Мальфрид прислушивалась изо всех сил, не сводя глаз с зеленой травы на боках могильного холма. Ждала, что содрогнется земля, долетит глухой гул… вздох… рев… Однако она ничего не услышала, а Дедич кивнул в благодарность и сделал знак: идемте.

До этого Бер вел ее за руку, но на перемычке пришлось отпустить: узкая тропа не позволяла идти рядом. Теперь он шел впереди, а Мальфрид – за ним. Она не могла отделаться от чувства, что шагает прямо по спине огромного Змея, и невольно старалась ступать полегче. Однако Сдеславова дочь Нежанка у нее за спиной и сейчас продолжала пересмеиваться со своей подругой Чарой, а значит, ничего страшного им не грозило. Нежанке хорошо – она идет сюда в третий раз. И, скорее всего, в последний. Бер по дороге рассказал, что лучшая невеста в роду ходит на Волхову могилу по три года, начиная с той весны, как наденет поневу. И до истечения трех лет за простого жениха ее не выдадут. Если только появится в том же роду другая невеста, еще лучше. Однако мало кто уступает честь считаться лучшей ради более скорого замужества.

Дедич проворно взбирался по земляным ступеням, слегка помогая себе посохом. Мальфрид почти запыхалась, пока добралась по крутой тропе до вершины. Но вот подъем закончился, она оказалась на ровной, округлой площадке шириной шагов десять. Посередине, лицом к Волхову и к встающему солнцу, высился идол. Перед ним выложенный из камня небольшой жертвенник – и больше ничего.

– Ну вот и добрались! – бодро сказал Дедич.

Мальфрид сделала несколько шагов вперед, чтобы дать подняться идущим следом. Мелькнуло ощущение, что она взобралась из подземелья на самое небо – такой широкий простор неожиданно открылся глазу, и будто сама душа разлилась во всю ширь. Слева расстилался Волхов – вблизи серовато-зеленый, с высоты он казался серовато-синим, а бесчисленные солнечные блики кололи глаз, будто золотая чешуя. Позади него лежали зеленые луга, по сторонам от холма шумел бор, с севера тянулась заболоченная низина. Виднелись дерновые крыши двух длинных обчин, где словене справляли священные пиры. И то, что сейчас Мальфрид смотрела на них сверху, как смотрят сами боги, еще раз напоминало, по какому важному делу им, девушкам, дозволили сюда взойти.

– Идите, девы. – Дедич показал на плотно утоптанную площадку перед идолом. – Вставайте.

Идол изображал бородатого мужчину, тело его ниже пояса обвивали змеиные кольца, а голова змея лежала у него на груди. Человек и змей были так прочно сплетены, что сразу делалось ясно: это не два разных создания, это два облика одного и того же существа. Волх был человеком и змеем одновременно, и оба его лица смотрели на третье его, вечное воплощение – реку Волхов, носящую то же имя. При виде их тройственного единства смертного человека пронизывало ощущение бессмертия: лежащий под этим могильным холмом продолжал жить и двигаться у всех на виду, меж зелеными берегами бесконечно струя свою силу из света в Кощное.

Следуя за более опытными подругами, Мальфрид заняла место в ряду. Девушки выстроились полумесяцем, мужчины – позади них. Бер стоял прямо за спиной у Мальфрид, так что мог незаметно для других коснуться ее, слегка приподняв руку, и ощущение его близости успокаивало ее. Она оглядела строй: в нарядных вышитых сорочках, с ткаными красными поясками, с цветами в косах и на поясах, девы все казались очень красивыми, будто череда звезд небесных. На румяных лицах волнение мешалось с важностью. Видно было, что каждая – первая невеста в своем роду или гнезде, лучшая из нескольких десятков. Миловидные лица, румяные щеки, длинные увесистые косы, блестящие стеклянные бусы на груди, серебряные или бронзовые кольца на очельях – они сами казались сосредоточием жизненной силы земли словенской, ее священным даром сильнейшему своему божеству, цветами венка, поднесенного Волхову кургану.

Одна Мальфрид среди них была не в поневе, а в красном варяжском платье. Убор ее выделялся богатством, и в этом ряду она сияла, как перстень самоцветный среди полевых цветов. Другие девы то и дело бросали взгляды на золотное шитье ее очелья, золотые кольца с хрустальными бусинами на висках, узорный шелк отделки ворота и рукавов, серебряные и стеклянные бусины ожерелья. Сейчас она яснее, чем на зимних посиделках, ощутила, что выделяется не случайно. Сам род ее пусть не самый древний на этой земле – пращуры Нежанки и Чаронеги пришли на Ильмень лет за триста до Хродрика и Тородда Старого, а то и больше, – но самый высокопоставленный, могущественный, прославленный и богатый. Многочисленными кровными узами соединенный с другими такими же родами, сидящими по всему свету белому – от Свеаланда до Киева.