Только теперь Гарси огляделся. Кроме них двоих, вокруг никого не было.

– А что с остальными? Что с нашим лагерем? – спросил Гарси.

Иса опять ничего не ответил. Он вообще не чувствовал желания разговаривать. Вместо этого он беспокойно осматривал лес. Потом коротко бросил:

– За мной.

– Куда? – спросил Гарси.

– За мной.

Они шли долго, пока не стемнело, и потом шли уже во тьме, в которой Иса каким-то непостижимым образом ориентировался. Остановились где-то в лесной чаще. Иса повёл головой, будто принюхиваясь, шагнул в одну сторону, в другую, а потом наклонился и приподнял доски, освобождая проход. Они спустились в убежище. Гарси увидел, что там припасены еда, вода, оружие, одежда, в том числе и немецкая форма.

– Жди здесь, – сказал Иса, покопался во тьме, что-то прихватил и ушёл в ночь.

Его не было несколько часов, а потом он вернулся, приведя с собой пленного немца. Что происходило дальше, Гарси не видел – было уже слишком темно. Он слышал, как Иса что-то сказал на немецком, и пленный в ответ крикнул – зло и коротко. Тогда Иса снова что-то сказал, очень тихо и спокойно. Немец ответил, и Иса ударил его, резко, почти без звука. Послышался стук упавшего тела, и Гарси почему-то сразу понял, что немец умер. Он даже представить не мог, как надо ударить человека, чтобы он умер. Но, во всяком случае, теперь было ясно, как Иса оказался среди немцев. Но один вопрос терзал Гарси до сих пор:

– Почему именно я? Почему вы спасли меня?

– Ради твоего сына, – ответил Иса. – Как ты думаешь, почему мы лучше них? За что мы сражаемся? Почему умираем? Потому что здесь наши дети, наш дом. Наша земля.

Они снова продолжили свой путь, и на рассвете добрались до места. Их цель была приметна издалека, – всю ночь там гремели взрывы, стрекотали пулемётные очереди. Но даже без этого, по одним только очертаниям каменных стен Гарси понял – они подошли к Брестской крепости.

Засев в кустах, они выждали несколько часов, пока канонада не стихла. Убедившись, что немцы перегруппировались и отступили, они поползли к крепости.

Внутри их встретили без воодушевления. После двух дней непрерывных обстрелов люди были измотаны. Новости поступали одна хуже другой. В районе Бреста сорвалась единственная попытка Советской армии контратаковать. По всему остальному фронту немцы наступали. Будто эхо звучали в стенах цитадели слова Молотова из его недавнего обращения: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Уже сейчас было понятно, что прорываться из крепости некуда. Вокруг – сплошной глубокий тыл врага, с каждым днём увеличивающийся на десятки километров.

«Неужели это значит, что мы проиграли?» – подумал Гарси, хотя чувство собственного достоинства не позволило высказать эту мысль вслух. Впрочем, Иса угадал его мысли.

– Фашисты просто не понимают, – он улыбнулся.

– Чего?

– Того, что они не могут нас победить.

– Почему?

– Потому что у нас есть такие люди, как я, – он подмигнул Гарси.

В первое мгновение это показалось неуместной бравадой, но потом Гарси услышал глубинный смысл этой фразы, и задумался над тем, что хотел этим сказать Иса.

Сам Иса тем временем развил аккуратную и почти незаметную, но от того не менее бурную деятельность. Он обходил крепость, оценивая положение, осматривал солдат, слушал разговоры. Он ни во что не вмешивался, и Гарси только сейчас сообразил, что даже форма на нём самая обычная – солдатская. Сразу было понятно, что у Исы какой-то план. Впрочем, а когда у него не было плана?

Так прошли сутки. За это время случилось несколько скоротечных боев, между которыми шли часы сплошного артиллерийского обстрела. А когда не гремели бомбы – взывал громкоговоритель, убеждая советских бойцов сдаться. В те первые дни войны многие не знали, с кем они имеют дело. Многие думали, что сдаться – не самое худшее. Какой смысл сидеть под бомбёжками на краю страны? Не все понимали, что эта война не за передел власти между современными европейскими странами. Это война за жизнь, война с абсолютным злом, которое пришло с единственной целью – уничтожить тебя, твоих родных и близких, всех, кого ты знаешь. Стереть твой род, твою нацию, твой народ со страниц истории, а потом переписать её. Сделать так, чтобы от тебя не осталось не только пыли, а даже памяти. Чтобы не было даже такого слова «русский», «белорус», «украинец», «чеченец», «грузин». А вместо этого было слово – унтерменш. Недочеловек. Насекомое. Бактерия.

Именно в этом был, есть и будет ужас нацизма. И в этом же всегда будет его слабость. Потому что всегда и везде перед теми, кто ожидает увидеть перед собой насекомых, – предстанут такие люди, как Иса…

Следующим вечером Иса собрал пятерых человек, включая Гарси. Среди них были двое белорусов, один русский и ингуш. Всё ещё сильные, достаточно ловкие и опытные бойцы. Иса поговорил с ними заранее, понимая, что другого шанса не будет. Крепость могла выдержать ещё два дня, может, три. Или даже пять. Можно было спастись от бомбёжек, но без пищи и воды тут было не выстоять. Значит, нужно было прорываться.

– Я не смогу вывести всех, – сказал Иса. – Но пятерых смогу.

Ещё в лесу Иса оставил шифровку своему человеку по ту сторону границы с указанием, где оставить машину. С началом войны пограничная агентура уже не требовалась Исе, и это было фактически последним заданием, которое он мог дать. Конечно, тот мог не добраться до тайника, или не суметь раздобыть машину, или её могли найти. Многое могло произойти, но лучше какой-то шанс, чем никакого. Иса заранее знал, что придётся пережидать в Брестской крепости. Машина была идеальным способом прорваться до белорусских лесов, чтобы присоединиться там к партизанам. Немцы вряд ли ожидали такой прорыв с тыла, так что полсотни километров по просёлочной дороге должны были стать несложным рывком. Учитывая, что основные силы врага передвигались по радиальным трассам, столкнуться с ними было маловероятно.

Но сначала нужно было добраться до машины.

Ползли долго. Передвигались на десять метров, двадцать. Время от времени Иса отдавал команду замереть. Он действовал интуитивно, повинуясь чутью. Останавливались иногда на пять минут, иногда – на полчаса, час. Бывало – десять метров, час паузы, ещё десять, ещё час. При этом немцев они так и не увидели.

Машина оказалась на месте, небольшая, на пять человек. Гарси посмотрел на Ису, и тот, как всегда, прочёл его мысли:

– Я выберусь сам, – соврал он.

В это мгновение Исе многое хотелось сказать своему кровному врагу. Он хотел объяснить, почему так оберегал именно его жизнь. Он чувствовал свою вину перед родными и необходимость как-то вернуть долг. Хотел сказать, что почувствовал в Гацуеве «своего» человека: судьбы их семей настолько переплелись за прошедшие столетия, что, как ни парадоксально, они стали похожими, одинаково ненавидящими друг друга, одинаково думающими, рассказывающими одинаковые истории, в которых можно было бы заменить «Гацуев» на «Даргов» и наоборот, – и ничего бы не изменилось. И в какой-то момент уже можно было запутаться: кем был Адам? Гацуевым или Дарговым? А Лом-Али? А Лорс? И поэтому, выросшие на одинаковых сказках, в обеих семьях появлялись одинаковые люди. Кровные враги, – но и кровные братья. Братья по ненависти. Братья по вере.