– Спокойной ночи.

Танька привела меня в спальню и показала наогромную кровать из дорогого канадского дуба:

– Прыгай и спи. Это тебе не койка в нашембараке. Здесь ты должна выспаться.

Чмокнув меня в щеку, она вышла, плотно закрывза собой дверь. Я моментально заснула. Мне приснился Глеб. Он сидел в кресле ипросил меня станцевать. Я скинула телогрейку, ботинки и выполнила его просьбу.

Открыв глаза, я долго не могла понять, гденахожусь. Почему нас не будит дежурный? Ведь на улице уже светло – значит,давно пора идти на работу. Господи, ведь я свободна, свободна – наконец дошлодо меня. Мне не надо умываться ледяной водой, есть баланду из железной миски иплестись на швейную фабрику.

– Я свободна! – закричала я во весьголос и, как девочка, запрыгала на кровати. – Я свободна!!! Я свободна!!!

Дверь открылась, и в спальню вошел папик.

– Даша, что-то случилось?

– Ой, простите меня! Наверное, я кричалатак громко, что разбудила вас.

– Я шел умываться и вдруг услышал крик.Подумал, может, что случилось?

– Извините. Я проснулась и поняла, чтосвободна, поэтому не смогла сдержать своих чувств.

Папик присел на краешек кровати и спросил:

– Даша, а где твои родители?

– У меня никого нет. Только сестра, но мыс ней не дружны.

– У тебя есть квартира?

– Есть, но только не в Москве. Там никтоне живет. Она закрыта. Я не хочу туда возвращаться. Не волнуйтесь, я не будувам докучать. Я сегодня же уеду. Я раньше снимала жилье. Там лежат мои вещи.Мне есть где остановиться. На работу я устроюсь. Конечно, на старое место меняне возьмут, но я что-нибудь подыщу. Вы не волнуйтесь. Я сейчас встану, умоюсь иуйду.

Папик нахмурил брови. Неожиданно в кармане егохалата зазвенел телефон. Он достал трубку и посмотрел на меня. Я натянула одеялодо самого подбородка и отвернулась к окну.

– Короче, если он не хочет платить,тащите его в подвал и выбивайте деньги другим путем. Нечего с ним цацкаться. Ончто, баба, что ли?! Сделайте ему последнее предупреждение. Если не поймет,тащите в подвал. Если в подвале не расколется, надо грохнуть его к чертовойматери, и все. Давай, до связи.

Папик сунул трубку в карман и смущенноулыбнулся:

– Извини, Дашенька, за грубость. Это ятак, производственные вопросы решаю. Коммерсанты народ поганый, постоянно вынуждаютидти на экстренные меры. Деньги лопатой гребут, «Мерседесы» с квартирамипокупают, а делиться не хотят. Но ведь моим браткам тоже кушать хочется. Семьиу всех, детей кормить надо. Коммерсы бутерброды с черной икрой едят, а мы чемхуже?

Молодым ребятам и в сауне попариться хочется,и девочку хорошую заказать, и за город отдохнуть съездить. На все деньгинемалые нужны. От коммерсанта все равно не убудет. Он ведь живет по принципу:«Купи-продай». С нами поделится – завтра новое купит, послезавтра опять продасти деньги свои с наворотами вернет. А мои братки понятия не имеют, как этоделается. У них другой принцип: «Если ты нормально живешь, так сделай так,чтобы и я жил нормально». Не думай, Дашенька, что ты к бандитам попала. Мы людис понятиями, стариков и малоимущих не трогаем, да и к коммерсам стараемсябережно относиться, а ведь есть и такие, кому разницы нет, у кого забирать, вотони и метут у всех подряд. Мы же никогда старуху без пенсии не оставим, жалконам тех, кто и так на воде да хлебе живет.

Папик помолчал немного, а потом сказал:

– А насчет того, что ты нам с Татьяноймешаешь, не бери в голову. Мы тебя на улицу не гоним. Мы тебе обязаны по гробжизни, и я, как отец, в большей степени. Ты моей Таньке жизнь сохранила.Поэтому живи у нас. Места много, всем хватит. Именно об этом я и хотел с тобойпоговорить. Ты приятная молодая девушка, да и мне, старику седому, на тебясмотреть одно удовольствие.

– Не такой уж вы и старый...

– Но и не молодой. Годы свое берут.Здоровье уходит. Еще недавно сопливым пацаном был. А теперь в зеркало смотрю –голова белая. Супругу схоронил. Хорошо жили, дружно. В молодости всякое было –и ссоры, и ревность, а с годами все прошло. С годами мудрость приходит, но иодиночества начинаешь бояться больше всего. Хорошо хоть Танечка у меня есть.Может, внуков мне родит. У меня, конечно, времени свободного мало, но для нихоно всегда найдется. Ты моей Таньке жизнь сохранила, значит, и внуков моихспасла. Что я, не знаю, что такое колония, что ли? Хочешь, у нас живи, хочешь,я тебе квартиру куплю, чтобы ты по углам не мыкалась. Танька тебя любит. Мне быхотелось, чтобы вы не только в колонии подругами были, но и на воле тоже.

– Вы хотите купить мне квартиру? –не поверила я своим ушам.

– Куплю, если у нас жить не хочешь. Тыгде раньше работала?

– Танцевала я...

– Балерина, что ли?

– Нет. Стриптизерша.

– Кто? – удивился папик.

– Стриптизерша, – повторила ядрожащим голосом. – Бар у нас приличный, зарабатывала неплохо.

– Что за бар-то?

– «Фламинго».

– Слышал, но не был. Я, вообще-то, нелюбитель по барам шарахаться. Я и на дом могу любую балерину заказать. Она мнебез всякого бара станцует, и не только станцует, но и сделает что-нибудьпоприятнее. Нужно выяснить, кто там у вас хозяин. Может, я этот бар перекуплю итебе подарю за спасение моей дочери. Все ж хозяйкой бара лучше быть, чем ногираздвигать.

– Что? – подскочила я.

– В общем, ты, Даша, подумай. Поживинемного у нас. Отойди от колонии. Приведи себя в порядок, а там видно будет.Как отойдешь, мы поедем, подыщем тебе квартиру. Найдем нормальную работу, а современем, может, и бар перекупим.

– Григорий Давидович, я и так вам по гробжизни буду благодарна. Вы меня из колонии вытащили, деньги немалые за меняотдали. Что ж еще-то? Самое главное, что я на свободе. Спасибо вам огромное!

– Перестань, Дашенька, – перебилменя папик и протянул несколько стодолларовых купюр.

– Что это? – испугалась я.

– Доллары, – засмеялся он. –Поезжай в магазин и купи себе что-нибудь из одежды. Ты должна хорошо выглядеть.

– Танька мне и так целый ворох накупила.Мне теперь до конца жизни не сносить.