Я открыла глаза и встряхнула головой. Хватитвоспоминаний, пора выходить. Закутавшись в махровое полотенце, посмотрела насебя в зеркало. Синяки под глазами, обветренные губы... Надо приводить себя впорядок, иначе можно остаться без работы... Ладно, успею, у меня еще всевпереди...

Подушившись Танькиными духами, я натянуластаренькое платье, которое выменяла на зоне еще в первый месяц своего пребываниятам, затем завязала кеды, подняла с пола телогрейку, платок и открыла дверь.

В дальнем конце коридора стоял седоволосыймужчина в дорогом костюме и разговаривал по сотовому телефону. Увидев его, я нерешилась идти дальше.

– Эти сволочи взорвали Димыча и еще троихнаших людей прямо у высотки, – донеслось до меня. – Заряд, по всейвидимости, был очень мощный. От джипа остался искореженный кусок железа ибольше ничего. Две машины, припаркованные рядом с ним, задело. Взрыв былнаправленный. Эти сволочи грамотно заложили заряд. Ну ничего, мы им устроим! Мыв долгу не останемся. Отыграемся по полной форме! Ну ладно, до связи.

Подумав, что прятаться нет смысла, я решилапройти в комнату. Мужчина с интересом посмотрел на меня. «Наверное, этопапик, – мелькнуло в голове. – Танька похожа на него как две капливоды. Те же черты, тот же властный взгляд...»

Поравнявшись с незнакомцем, я прижала к грудителогрейку и растерянно произнесла:

– Здравствуйте, кажется, я заблудилась.Вы не подскажете, где можно найти Таню?

– Ты Даша?

– Да.

– Очень приятно. А я Танин папа. Она мнемного про тебя рассказывала. – Мужчина взял мою руку и поднес к губам.

Вздрогнув, я выронила телогрейку. Мужчинанаклонился, чтобы поднять ее, и уперся взглядом в мои кеды. От стыда мнехотелось провалиться сквозь землю.

– Пойдем, – улыбнулся он. – Яотведу тебя к Тане. Ты не против, что я сразу перешел с тобой на «ты»?

– Конечно!

– Просто я не люблю никакихофициальностей. Меня зовут Григорий Давидович.

Мы дошли до конца коридора и зашли в огромнуюгостиную. Танька сидела в кресле-качалке и потягивала коктейль. На ней былиобтягивающие джинсы и легкая кофточка. Увидев меня, она побледнела:

– Дашка, ну что ты так вырядилась! Я жеповесила банный халат!

– Да неудобно как-то... Он такойчистый, – замялась я. – Мне и в своих шмотках нормально.

– Вот еще! Мы их сегодня ночью в каминеспалим. Пойдем, я тебя переодену.

– Тань, да ладно, – буркнула я.

– Папик, ты только посмотри! Она говорит:халат чистый, – а ты что, грязная, что ли? Ты чем в ванне два часазанималась?!

– Мылась.

– Пошли, горе мое!

– Девочки, только недолго. –Григорий Давидович посмотрел на часы. – Скоро приедут гости. Спускайтесьсразу в банкетный зал.

В коридоре я дернула Таньку за руку ииспуганно прошептала:

– Танька, какие гости? Какой банкетныйзал?

– Гости как гости. Приедут наши друзья иродственники. А банкетный зал находится на первом этаже. Папа хочет накрытьстол в честь твоего освобождения.

– Зачем все это? – расширила яглаза.

– Дашенька, ты спасла мне жизнь. Если быне ты, то меня задушили бы в ту страшную ночь. Я обязана тебе. Папик умеетблагодарить тех, кто делает добро для его дочери. Не забывай, что ты мояподруга и мы с тобой съели не один пуд соли. Могу я тебя достойно встретить илинет?

– Танька, не знаю. Не нравится мне всеэто.

– Что именно?

– Я не могу так быстро перестроиться. Мнекажется, что все это происходит не со мной, что я по-прежнему нахожусь вколонии. Я благодарна тебе за все, но я ничего не могу с собой поделать.

Танька крепко меня обняла и вытерла слезы.

– Это пройдет. У меня тоже так было.Успокойся, Дашенька, прошу тебя. Да выброси ты эту чертову телогрейку! Что ты сней носишься как с писаной торбой?!

– Не могу, – вздохнула я. – Авдруг за мной придут. Вдруг увезут обратно, а без телогрейки на зоне труба,сама знаешь.

– Никто за тобой не придет! Никуда тебяне заберут! Тебе эта телогрейка больше никогда в жизни не пригодится. Дай еемне.

Я протянула Таньке телогрейку и опустилаглаза. Еще немного, и у меня начнется истерика.

– Она хорошая, новая, – бессвязношептала я. – Если за мной придут и отправят по этапу, то без телогрейки япропаду, замерзну...

Танька кинула телогрейку на пол и посмотрелана мои кеды.

– И это говно тоже снимай, – усталопроизнесла она.

– Они, конечно, дырявые, свое ужеотходили, – продолжала шептать я. – У меня ботиночки были войлочные,хорошие, теплые, – забрали, гады. Я столько времени на фабрике за«спасибо» отпахала, столько дерьмовых халатов понашила, на ботиночки себе незаработала. Обидно, Танька!

– Я уже тысячу раз слышала и про твоидерьмовые ботиночки, и про дырявые кеды. Снимай эту гадость как можно скорее.

Я сняла кеды и кинула их рядом с телогрейкой.

– Платье тоже снимай. На него посмотришь– и сразу на зону хочется, – улыбнулась Танька.

– Может, мне еще и трусы казенные снять?

– Зачем ты их вообще после ваннынадевала? В таких трусах только на зоне ходят.

Я стала нервно срывать с себя одежду.Оставшись в чем мать родила, выпрямилась, поставив одну руку на талию ивызывающе посмотрела на Таньку.

– Довольна?

– Довольна, – мотнула она головой ивнимательно осмотрела мое тело. – Да, подруга, у тебя та же беда, что и уменя. Чесотка, язвы, нарывы... У меня тоже так было. Ладно, не переживай, папикдостал одну китайскую мазь, помажем – через несколько дней пройдет.

Я вздрогнула, заметив Танькиного отца,выходящего из гостиной. Увидев меня, совершенно голую, рядом с ворохом одежды,валявшейся на полу, он остановился и покраснел:

– Девочки, что вы тут устроили? Таня, выне в состоянии дойти до гардеробной?

– В состоянии. Просто именно здесь яуговорила Дарью снять с себя это дерьмо.

Папик украдкой бросил взгляд на мою фигуру,замотал головой и пошел вниз.

Позвонив в колокольчик, Танька вызвалагорничную и вежливо попросила ее: