— И долго она там стояла? — поинтересовалась Нура.

— Пока не вернулся мой муж. Тогда она преградила ему путь и потребовала объяснить, почему он оставил ее. Но он оттолкнул ее и сказал, чтобы убиралась к черту, потому что он излечился и хочет к своей жене. И тогда она закричала на весь переулок и надрывалась так, пока не выбилась из сил.

В благодарность за услугу Нариме, как и договаривались, принесла ясновидящей ягненка.

— А может она сделать так, чтобы мой муж спал со мной поменьше и побольше разговаривал? — спросила Нура Нариме и сама себе показалась смешной.

Подруга с удивлением посмотрела на нее:

— Ты хочешь меньше? Ты что, больна?

Ответить Нура не успела, потому что в этот момент они подошли к дому гадалки.

Переступив порог комнаты, где пахло куриным пометом и прогорклым жиром и все было занавешено черным, Нура почувствовала нарастающую волну страха.

Ясновидящая оказалась маленькой, некрасивой женщиной в засаленном черном одеянии и с множеством серебряных побрякушек на шее, которые звенели при малейшем ее движении.

Как только Нариме распрощалась, гадалка раскинула карты и уставилась на Нуру пронзительными черными глазками.

— Твое сердце запечатано семью замками, — сказала она. — Твой муж любит тебя, но еще не нашел от него ключей. Ты должна ему помочь. Я дам тебе семь порошков, пусть семь дней принимает по одному. И каждый раз ты будешь сжигать одну из записок с семью заклинаниями. А эти семь свинцовых медальонов ты положишь ему под подушку.

За первый сеанс она взяла три лиры. Это было много, но что значили деньги по сравнению с тем, если бы ее колдовство помогло?

Через несколько дней у Фарси начался понос, и он стал жаловаться на странный привкус некоторых блюд. Вот и весь результат.

И все-таки Нура еще раз пошла к гадалке, теперь уже одна, чтобы рассказать ей один странный сон. На четвертые или пятые сутки «лечения» Фарси Нуре привиделся зеленщик Омар. Это был крепкий мужчина с блестящей лысиной, не красавец, но и не лишенный шарма, чей магазин стоял на Прямой улице. Во сне он протирал тряпкой баклажан. Завидев Нуру, он улыбнулся, и тогда она заметила, что стоит перед ним голая. Омар положил ее на джутовый мешок и присыпал лепестками роз. Потом взял большой нож, вырезал огромный ломоть из сердцевины арбуза и засунул ей в рот, держа другой его конец между зубами. И пока Нура ела, она чувствовала, как он входил в нее. Последний кусочек арбуза упал на ее голый живот, Омар подобрал его ртом и проглотил. А потом толкнул ее так, что она ума лишилась от страсти.

Нура проснулась в хорошем настроении.

Выслушав ее, гадалка заметила:

— Значит, мои чары действуют в нужном направлении. На того, кто на самом деле владеет ключами от твоего сердца.

Нуре ее вывод показался глупым, и впредь она решила избегать общения с ясновидящими. На выходе ей встретилась женщина, которая привела к гадалке свою подругу, но сама входить к ней не захотела.

— Обыкновенная шарлатанка, — отозвалась эта женщина о ясновидящей. — Катается как сыр в масле, наживаясь на чужих бедах.

Нура поразилась ее словам и захотела услышать больше. Она пригласила женщину поесть мороженого. По пути в кафе Сафийе — так звали новую знакомую Нуры — поведала о счастливой жизни со своим мужем, который день ото дня любил ее все больше и в котором она открывала все новые и новые стороны. Она работала учительницей, он слесарем. До свадьбы они едва были знакомы, однако сразу пришлись друг другу по сердцу, и за десять лет брака их отношения стали только нежнее.

Сафийе все говорила и говорила, а Нура внимательно слушала. Ей казалось сказкой, что в Дамаске еще существуют счастливые пары. На прощание женщины обменялись адресами, и Нура пообещала зайти к Сафийе в гости.

— Я думаю, — размышляла Сафийе, — причина твоего несчастья отчасти в том, что ты не используешь свои возможности. Ведь ты способная женщина. Ты должна заняться чем-то таким, что действительно тебя увлечет, и не ждать разрешения мужа.

Когда Нура сообщила Хамиду, что хочет работать портнихой, на него напал приступ ярости. Она сказала ему, что во всем переулке нет никого, кто владел бы этим ремеслом, но каллиграф не слушал. Вдоволь накричавшись, он спросил, как могла прийти ей в голову такая идея.

Нура молчала.

На следующей неделе она несколько раз побывала у Сафийе и убедилась, что та не преувеличивала. Во время одного из визитов муж Сафийе оказался дома, так как повредил на работе руку. Он был приветлив и, приготовив им кофе, оставил женщин одних. Он еще смеялся, когда после первого глотка жена спросила его: «А что, кофе теперь в дефиците?» Такого мужчину Нура видела впервые в жизни.

Чужое счастье ранит, поэтому Нура решила больше не ходить к Сафийе. Понимание — это так просто. Почему же Хамид не хочет сделать ни шагу в нужном направлении? Он даже не мог принести солонку, если ее не оказывалось на столе.

— Соль, — приказал он, и Нура не отреагировала, надеясь, что Хамид встанет сам. Но он схватил ее за руку и прорычал еще раз: — Ты что, оглохла? Я сказал «соль»!

И Нура поняла, что оказалась в тупике. Ситуация безвыходная, однако осознание этого факта само по себе много значило.

И вот как раз когда она отчаянно искала выход, появился Салман. Юноша, как нарочно, нищий, безбородый и лопоухий! Поначалу она давала ему не больше пятнадцати лет, пока он, покраснев до кончиков ушей, не признался, что ему уже двадцать. Нура с трудом сдержала смех, глядя на него в этот момент.

Почему именно он? Нура не знала. Она утешала себя тем, что любовь своенравна, как и смерть. Она приходит без предупреждения и так же неожиданно улетучивается. И выбор ее бывает удивителен. Так и смерть порой настигает здоровых и полных сил, в то время как безнадежно больные напрасно призывают ее к себе.

В тот день Нура почувствовала острую потребность доверить бумаге все то, что бурлило в ее голове и чем она ни с кем не могла поделиться. «Любовь — дикий и к тому же невоспитанный ребенок, который отворяет двери сердца без стука», — записала она.

Но самое удивительное, что это не была любовь с первого взгляда, о которой так любят говорить в Дамаске. Когда в начале октября Салман впервые появился под дверью Нуры, он едва удостоился ее приветствия. Каждый день она принимала у него матбакию и тяжелую корзину с покупками. Более двухсот раз в течение семи месяцев, с октября 1955-го по апрель 1956-го, повторялась эта сцена. Иногда, из вежливости или сострадания, она заговаривала с ним, иногда нет. Салман был застенчив и не больно речист. Стоило Нуре закрыть дверь, как она о нем забывала. Но однажды не смогла, ей вдруг стало стыдно за то, что она так высокомерно с ним обходится.

Как-то в середине апреля Нура всю ночь думала о Салмане. Годы спустя она вспоминала, что эта мысль была как долото, под ударами которого камень за камнем рушилась стена ее тупика. И прежде чем Нура успела заснуть на рассвете, глазам ее открылся удивительной красоты ландшафт.