«Неужели я и вправду влюбилась в него?» — спрашивала себя Нура на следующее утро.

Три раза смотрела она на часы и, когда услышала удары дверного молотка, чуть не умерла от счастья. Нура старалась взять себя в руки, но стоило ей увидеть Салмана, как она тут же поняла, чтó с ней случилось.

Салман молчал, глядя на нее с испугом, и ждал приказаний. Нура же, встретив его взгляд, сразу почувствовала себя будто в море, где волна накатывает на волну. Она рывком втащила Салмана во двор и закрыла дверь.

— Хочешь? — спросила она, затаив дыхание. — Хочешь кофе, конфет или шоколада пралине?

Сердце танцевало в груди как сумасшедшее.

Салман молча улыбался. Было бы правдой сказать, что он хочет есть, и спросить, нет ли у нее кусочка хлеба, или сыра, или вареного яйца. Но он сдержался.

— Или ты голоден? — продолжала она, словно прочитав ответ в его глазах.

Салман пристыженно кивнул, словно она в чем-то его уличила. Нура облегченно вздохнула и побежала на кухню, откуда принесла большую тарелку с сыром, бастурмой, фаршированными оливками и другими вкусностями. Салман ждал в коридоре, прислонившись к стене. Нура протянула ему тарелку и две лепешки.

Салман присел на корточки и осторожно поставил угощение перед собой. Он ел и улыбался, а она смотрела на него, счастливая, как никогда.

В тот день Нура впервые узнала, что ее рука имеет собственную волю. Еще тогда, в коридоре, она сделала самостоятельный жест в направлении Салмана. Нура должна была ей следовать и положила ладонь на лоб юноши, словно хотела проверить, не горячий ли он. Внезапно Салман прекратил есть и заплакал.

— Сегодня я узнал, что чувствовала моя собака, когда я впервые дал ей миску с мясными обрезками, — выдавил он сквозь слезы.

А потом рассказал Нуре о том, как однажды ночью познакомился с брошенным щенком, из которого впоследствии вырос его пес Пилот.

Нура поцеловала Салмана в губы, которые оказались солеными. Он тоже поцеловал ее и вдохнул окутывавший ее щеки запах лимона.

А когда он взял ее лицо в свои ладони и прикоснулся губами к векам, Нура ощутила, как начинает гореть изнутри, и прижала к себе Салмана. Ей вдруг пришло в голову, что надо торопиться. Она поцеловала его в последний раз и встала.

— Семь замков сломаны и лежат у твоих ног, — сказала она.

Салман не понял ее слов, схватил матбакию и быстро скрылся. Только тут ей пришло в голову, что он почти ничего не съел.

Нура чувствовала себя уставшей, как будто только что пересекла горный хребет. Ее удивляло, какие сильные и приятные переживания вызвало у нее всего лишь легкое прикосновение к Салману.

После обеда ее начала мучить совесть. Быть может, она всего лишь неблагодарная изменница и подло обманывает человека, давшего ей достаток? И Нура решила, что в следующий раз окажет Салману холодный прием: просто протянет ему матбакию и закроет дверь. Снова и снова убеждала она себя, что так будет лучше для всех. Потом ей захотелось, совсем как в одном египетском фильме, поблагодарив его за минуты счастья, прочитать проповедь о долге и супружеской верности. Подготовка речи была в самом разгаре, когда Нура взглянула на часы. Почти одиннадцать. Салман вдруг стал ей нужен, как утопающему глоток воздуха. Она втащила его в дом, не дожидаясь второго удара дверного молотка.

И время исчезло.

Мастер Хамид редко выходил из себя. Как говорил Самад, в сравнении с ним даже Будда был жалкий холерик. И только визиты сестры, крупной, симпатичной дамы, раздражали его. Фарси не любил сестру за вульгарные манеры и вызывающие костюмы. Когда она приходила в ателье, каллиграф начинал ерзать на стуле, поминутно глядя на дверь, как будто боялся внезапного появления кого-нибудь из своих правоверных клиентов, который мог бы поинтересоваться, кто эта бесстыдница.

Сотрудники Фарси тоже нервничали. Несмотря на то что гостья была сестрой их хозяина, они бросали на нее нескромные взгляды, спровоцированные ее соблазнительными формами. Мастер давал Силах — так звали его сестру — нужную ей сумму, с тем чтобы она как можно скорее покинула его салон. А потом долго ругал ее непутевого мужа — жалкого, по его словам, фотографа.

Неожиданный визит моложавой тещи расстраивал его строгий распорядок дня. Фарси оживлялся и будто млел от смущения. При этом каждый раз он куда-то уводил ее из ателье. Самад утверждал, что в ближайший отель, и ошибался. Хамид угощал Сахар в семейном кафе неподалеку и через час возвращался, вполне довольный жизнью.

Одно время теща появлялась в ателье слишком часто и стала раздражать Хамида. Его работники сразу это почувствовали.

— Эта баба покоя ему не дает, — качал головой Самад.

Однако потом ее визиты прекратились раз и навсегда.

Весной мастера Хамида часто вызывали в министерство культуры. В его отсутствие работники ателье немного расслаблялись. В последние месяцы им пришлось выполнить особенно много заказов и выложиться, как говорится, по полной.

В один из солнечных майских дней, когда работы было не много, а хозяин ушел в министерство, Самад разрешил своим подчиненным отдохнуть лишний часок. Салман тут же побежал к Караму.

Тот встретил его в хорошем настроении.

— Ну что, мой усердный каллиграф, твой шеф решил заказать что-нибудь из еды?

— Нет-нет, он в министерстве, — отвечал Салман, — и Самад дал нам часок отдохнуть, потому что мы закончили все заказы, которые должны отдать после обеда.

Салман замолчал, раздумывая, стоит ли рассказывать другу, заменившему ему отца, о своем романе с Нурой, который к тому времени длился уже три недели. Караму он доверял целиком и полностью и чувствовал потребность ему открыться.

— Можешь уделить мне немного времени?

— Все мое время в твоем распоряжении, а в чем дело?

— Есть одна женщина, только не спрашивай ее имени. Я ее толком не знаю, но она очень красива… и я… я не уверен, но, по-моему, она мне нравится, — проговорил, запинаясь, Салман.

— И в чем проблема?

— Может, я ошибаюсь, но, по-моему, она меня любит. Или просто хочет развлечься. К тому же она мусульманка.

— Первое нетрудно проверить. Второе — вопрос деликатный, и к его решению надо подойти с умом. В любом случае все в твоих руках.

Салман горько усмехнулся.

— Она замужем, — добавил он. — За богатым и могущественным человеком.

— Ах боже мой! — воскликнул Карам. — Теперь ты такой же, как я. Начал с безобидной истории и вдруг словно громом поразил. Так ты влюбился в женщину? Так бы и сказал. Если вы любите друг друга, все остальное — пустяки: вера, пол и ваше семейное положение. Для любви все это неважно. — Тут Карам наклонился к нему через стол и продолжил: — Ты знаешь, что я люблю Бадри, что бы он там ни говорил и что бы ни делал. И он тоже любит меня. Не так, как мне хотелось бы, но в меру своих способностей. Бадри — мое несчастье. И я не отступлюсь от него, даже если это будет стоить мне жизни. Любовь не выбирает, где безопасней, надежней и лучше. Иначе это не любовь, а торг. Ты согласен?