На фоне пыльных пластиковых цветов в вазочках и клетчатых скатертей, она смотрелась ослепительно. Как правильный белоснежный резец среди черных пеньков запущенной челюсти. Публика к Пепе ходила разная, но Кони казалась здесь чужой. Сколько там зарабатывал ее благоверный? Думается, что хватило бы на более приличные заведения. Бордельеро глядел на нас из-за стойки как паук на двух ос. На двух лаковых красивых ос.

— Привет! — удивленно произнес я и присел к ней. — Неожиданно….

Она хихикнула и сказала, что ее подруга из Лондона вот так вот однажды встретила своего бывшего, где-то в Милане. Причем, как раз перед этим она сломала обе руки, катаясь на лыжах, и была не накрашена, представляешь?

Я представлял. И поинтересовался, что она тут делает. В ответ красотка неопределенно пожала плечами.

— Зашла от нечего делать. Рик работает целыми днями, Джоши с няней. Пляж уже надоел. Женщине тут, оказывается, нечем заняться. Особых знакомств у меня нет. А тут ты, — она улыбнулась, — Слушай, Рик говорил, что ты к нему заходил? У него там какие-то неприятности по работе. Он уже неделю сам не свой.

Пауза была короткой, я так и не успел сформулировать, что хотел ответить. Потому что миссис Левенс уже махнула рукой на проблемы. Мужчины сами разберутся. В следующее мгновение ее занимали другие вопросы. Здесь нет ни одного приличного заведения. А общество оставляет желать лучшего. Знакомые ее орангутанга наводили на нее тоску, а на тусовках микробиологов можно было уснуть. Задав сама себе ритм, Кони принялась болтать без умолку.

— … ты не бывал в «Веархауз Проджект»? Под вокзалом Пикадилли?

Объяснить ей, что мне едва ли хватило бы заплатить за вход и, в лучшем случае, меня просто не пустила бы охрана, было невозможно. Еще сложней было прервать ее поток, когда мне позвонила недовольная Бредстоун. Откуда у старой карги образовался мой номер, было непонятно, хотя в тот момент я больше всего грешил на Рубинштейна. Мне казалось, что на заднем плане было слышно осторожное покашливание окаменелости.

— Сегодня я уже не смогу с вами побеседовать, — сказал я. — да — да, миссис Бредстоун, есть более неотложные дела, чем ваше. Нет, я не могу сказать, когда освобожусь. Возможно завтра. Нет, Пуфи останется у нас, пока вы не представите документы…. Это не я придумал… Вы совершенно правы, мистер Бредстоун этого бы не потерпел… Жалобы принимаются на втором этаже… Я все понимаю… Да, миссис Бредстоун… Всего хорошего…

— У тебя нервная работа, Макс, — заметила моя собеседница. — После колледжа я тоже пыталась работать, секретарем. А потом встретила Ричарда. Представляешь, я уронила телефон, а когда подняла его и сама себе такая: ну и дура, ты, Кони… Оглядываюсь, а он сидит у двери. Так смешно получилось.

Я улыбнулся и предложил что-нибудь выпить. Конкордия мне нравилась. Она была чем-то естественным, живым как тысячи говорливых людей. Задыхающихся в усилиях донести до мира свое счастье. С ней было легко. Мы болтали о какой-то ерунде. Я рассказывал о бравом Долсоне. Она о своих бесчисленных английских подругах, пансионе для девочек и ревнивом докторе.

— Он проверяет, кому я звонила, представляешь? А однажды чуть не подрался со стилистом, ему показалось, что я провожу в салоне много времени. Рик такой тяжелый в том, что касается мужчин, — клерки уже разошлись и Пепе с дочкой меняли скатерти на столах. Пара бокалов вина и пять шотов виски пролетели со свистом.

Так бывает, когда ты не совсем в теме и ревнуешь жену к каждой тени, а выходит, что она наставляет тебе рога совсем не тогда, когда ты ожидаешь. Мне было жалко скучного и правильного Левенса. Он многого не понимал. С женщинами необходимо включать все свои рецепторы. На теле, лице, на коже, в штанах. Иначе никак. Полутона, полутени. Хитросплетения. Каббала. А времени на расшифровку не хватает. Просто катастрофически. У них всегда три миллиона вариантов ответа «Да». Миллиард семьсот миллионов способов отказаться. В этом можно утонуть. И все скомбинировано в их мозге. А он на десять процентов меньше нашего. Что-то тут было не так. Миссис Левенс сейчас лежала рядом со мной. Все было просто.

Как ни странно, она знала многое. Может этому обучают в той школе для девочек, где она училась? Я припомнил терминологию своего толстого начальства, которую господин старший инспектор мастерски изобретал в ходе алкогольных забегов в мужской компании. Скрипящая тачка, французский багет, усы сержанта, волшебная дудочка и прочее, названия чему я не знал. Монгольский волчок! Да, был еще монгольский волчок!

За пару часов моя славная адвентистка выжала меня досуха. Я не мог шевелиться, а она бродила по комнате, обнаженная, попадающая из света безумного солнца в тень. Умиротворенная и разморенная. Глаза ее светились покоем. Стоит признать, что снулый ботаник плохо ее опылял, раз у его курочки накопилось столько энергии.

— Дубль три? — предложила она, потягиваясь ленивой кошкой. Я был не в силах отказаться или хотя бы надеть штаны. Будущее казалось мне неопределенным. Ее было трудно представить старой. Безобразной и морщинистой бабой, вспоминающей ушедшее на больничной койке, где-нибудь в богадельне. Она была сама жизнь, рыжая Кони с мраморной кожей. Слепое пламя, бьющее наугад. Во все стороны. Обжигающее, оглушительное пламя, имя которому было жизнь. Я хотел быть с ней, и секс был не основной причиной.

— Ты веришь в Бога, Макс? — отдышавшись, спросила она. Мне почему-то показалось, что она произнесла это слово именно так, с большой буквы. Странный вопрос женщины, только что испытавшей оргазм. Я смотрел в ее глаза близко-близко, так, что казалось, я вижу, что у нее там, в темных провалах зрачков. Что-то неуловимое. Словно она пыталась сделать очень важный шаг и останавливалась в паре миллиметров. Будто натыкалась на преграду. Немые вопросы, ответы на которые я бы дать не смог.

— Я верю в Деда Мороза, дарлинг, — я поцеловал ее. Приподнявшись на локте, она серьезно посмотрела на меня.

— А кто это?

— Один человек.

— Ты веришь в человека? — Кони встала с кровати и опять заскользила по комнате. Казалось, ее интересовало все. Она трогала вещи. Мои и тиа Долорес. Внимательно их рассматривала. Небрежно пролистала мятый отчет военных медиков, зевнула и отложила бумаги