Что даже когда все вокруг пойдет наперекосяк, для меня ничего не будет иметь значения, кроме этого. Прямо сейчас он для меня – все.

Оливер моет меня, поглядывая из-под отяжелевших век и благодаря меня каждым поцелуем.

– Как моя девочка?

Я отвечаю на его вопрос, но игнорирую подтекст – а он там огромный, – потому что ментально и эмоционально прямо сейчас я совсем не в порядке. Я тону в своих чувствах к нему. Но физически со мной все хорошо.

– Хорошо.

И его влажный рот жадно набрасывается на мой.

Я понимаю, это ужасная банальность, но во мне все изменилось после этого душа. Не думаю, что я способна любить кого-то, как этого мужчину.

Пока мы одеваемся в молчании, он продолжает наблюдать за мной с незнакомой смесью благоговейного страха и облегчения во взгляде.

– Ты точно в порядке? – снова спрашивает он с другого конца комнаты, доставая одежду из шкафа.

Я молча киваю.

Я люблю его. Люблю больше всего на свете, и это вычеркивает из моей жизни все остальное.

Он подходит ко мне, обхватывает руками мое лицо и пристально вглядывается мне в глаза:

– Сладкая Лола, ты не в порядке. Это из-за меня? Из-за того, что мы сделали?

Его лицо напрягается. Мотая головой, я приподнимаюсь и, обняв его за шею, прижимаюсь губами к его теплой коже. Наклонившись, он крепко стискивает меня в своих объятиях. Все, что я сейчас хочу, – это удерживать остальной мир на расстоянии, а самой просто остаться здесь, с Оливером, пока не придет пора снова отправиться в кровать.

* * *

Я ощущаю себя такой заторможенной, будто напилась. Медленно поднимаюсь по лестнице домой, изнуренная, но в самом лучшем смысле слова.

В квартире тихо. Лондон, скорее всего, ушла с доской на пляж. И, сделав себе кофе, я иду в свою комнату начать работать над стремительно пополняющимся списком срочных задач. Я не проверяла почту весь вчерашний день и до сих пор не хочу ее открывать. Мне нравится этот безопасный пузырь.

А еще я практически не спала. Я смотрю на свой компьютер, на так невинно лежащий стилус рядом с графическим планшетом и вспоминаю, как много всего мне нужно сегодня успеть сделать, но также знаю, что немного вздремнуть поможет делу.

Рухнув на кровать, я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на «Майском Жуке», на героине и ее истории. Но вместо этого мой ум отправляет меня к собственному телу и его ноющим частям. В ушах все еще слышен голос Оливера, а губы помнят каждый из его поцелуев.

Я проснулась, когда на улице уже стемнело, а живот заурчал от голода.

Беру телефон и удивленно моргаю несколько раз от количества напоминаний на экране.

Я пропустила четыре звонка от неизвестных мне номеров плюс еще два от Саманты, моего рекламного агента. Тут же ей перезваниваю.

– Сэм, – быстро говорю я. – В чем дело? Я спала.

Я слышу улыбку в ее голосе, когда она старается оставаться спокойной, чтобы не волновать меня. До сих пор я ни разу не видела и не слышала ее в стрессе:

– А-а, ладно. Я перенесла звонки, не беспокойся.

– Какие звонки? – спрашиваю я, садясь и прижимая ладонь ко лбу. – Черт, Сэм, что за звонки?

– Сегодня звонили из The Sun, – отвечает она и тут же добавляет: – Post и Wall Street Journal. Прости, знаю, в субботу это слишком, потому что проще будет поработать с ними в понедельник. Я перенесла их на следующую неделю.

Внутри меня что-то ломается, и паника, взорвавшись, разливается повсюду.

Извинившись, я отключаюсь и в ужасе смотрю в стену. Пропустила сегодня три интервью. На две недели запорола дедлайн. Я больше не знаю, кто я такая, а ведь единственное, что я про себя всегда знала, – это как писать и рисовать. Заниматься любимым делом.

Телефон жужжит в руке, и, посмотрев на экран, я вижу имя Оливера. Первым моим порывом было ответить, лечь в постель и купаться в его медовом голосе.

Вместо этого, затаив дыхание, я с ненавистью к себе кладу его экраном вниз на стол, после чего сбрасываю на пол. Мне нужно работать! Нужно погрузиться и все закончить. Отодвинуть все отвлекающее, и не просто отодвинуть – устранить. Всего-то нужно нарисовать одну линию, потом еще одну, потом еще и еще, и я закончу.

Все, что мне надо сейчас сделать, – это встроить слова и изображения в сюжет, и я буду в порядке.

Все будет в порядке.

После ухода Лолы время будто застыло, все вокруг кажется тусклым и недостойным внимания.

Солнечные лучи пересекают мою кухню с утра, бьют прямо в лобовое стекло, когда я веду машину, в витрины моего магазина, окутывая все вокруг меня и засвечивая цвета. Я ничего не хочу делать, кроме как быть с Лолой в своей постели.

Выходные тянутся не спеша; в Анахейме проходит WonderCon[45], поэтому город замер. Я благодарен этому: обычно мои чувства не влияли на работу магазина, но этот этап наших с ней отношений, когда от голода и одержимости кожу охватывает ноющий зуд в желании прикасаться, трахать, кончать, восхитительно отвлекает. Я не могу отказать себе в этих мечтах наяву – прячусь у себя в кабинете, чтобы избежать встреч с Джо, и, уставившись в стену, вспоминаю, как мы проснулись, как целовал теплую кожу груди Лолы, как пошел за ней в душ.

Я старался быть нежным и не торопиться. Но меня невероятно трясло, и я чуть не спятил, когда понял, что именно она хотела позволить мне сделать. Она кончила мне на пальцы, заверила, что ей было хорошо, но я не думаю, что она понимает, как сильно для меня все меняет произошедшее.

Наши отношения ощущаются устоявшимися, будто прошли годы, а не несколько дней. Вот это и есть моя жизнь, мое сердце уже это решило.

Я набираю ей, чтобы убедиться, что ей лучше, что она дома и работает, но попадаю на голосовую почту. Знаю, из-за работы она подавлена, а встречи в Лос-Анджелесе прошли просто ужасно. Неудивительно, что она захотела уйти в себя и сосредоточиться.

Но затем начинает расти беспокойство, потому что Лола весь день не берет трубку и не пишет. Вечер субботы прошел в тишине за просмотром малобюджетных фильмов без звука и в попытке перечитать стопку отзывов о комиксах.

Попытка же ощущать себя как ни в чем не бывало, что нам необязательно видеться каждый вечер, что это нормально, если она не отвечает взаимностью на мою любовь к ней, полностью провалилась.

Проснувшись в воскресенье, я так и не обнаружил от нее сообщения и, почувствовав легкую тошноту, не стал завтракать.

Загружаю себя бесполезной работой целых четыре часа: пакую излишек товара, мою стойку, навожу кругом порядок, после чего решаю сделать перерыв, иду в кабинет и звоню Финну.