Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неужели Фрэнсис обо всем знала?
— А вы думаете, нет? Наверняка знала. Но в любом случае ее дочь выбрала крайне неподходящий момент для признания. В тот вечер бал был важнее, чем прошлые грехи.
— Но разве отсутствие Кассандры не удивило гостей? Неужели никто не поинтересовался, куда делась виновница торжества?
— Конечно, удивило. Но Фрэнсис с Холтом, вероятно, придумали какую-нибудь отговорку. Люди не любят углубляться в суть вещей. Они — как комары, вьющиеся над водой.
Теперь все выстраивалось в один ряд — отсутствие Кассандры на балу, желание миссис Гриффин реанимировать зал, ее попытки исповедаться мне в чем-то важном, присланное мне белое платье.
— А что случилось потом?
— Сэнди ушла из дома, хотя потом все-таки вернулась.
— Вернулась? Но почему?
— Это был ее мир. Вы даже не представляете, с чем могут мириться люди, чтобы не нарушать привычный образ жизни, — с горечью произнес Роберто.
— Боже всемогущий! — только и смогла сказать я. — Но подумайте, с каким камнем на сердце живет миссис Гриффин. Она, наверное, ужасно страдает.
— За нее не волнуйтесь, — скривил губы Роберто.
— Почему же? Она явно хочет искупить свою вину.
— Вы так думаете? — небрежно спросил он.
— Да. Меня раньше удивляло, почему она хочет воскресить событие, которого, по сути, никогда не было. Думаю, что вы правы. Она все знала и мирилась с этим. Переделывая танцевальный зал, она хочет переписать прошлое.
— Я не собираюсь ее жалеть, — бросил Роберто.
— Да? А мне ее жаль.
— С какой стати? Если вы знаете, что происходит нечто отвратительное, и ничего не делаете, чтобы это пресечь, то становитесь соучастником, так ведь? И виноваты ничуть не меньше.
Он стал нервно передвигать предметы, стоящие на столе, — стаканы, солонку с перечницей, незажженную свечу.
— Когда мы поженились, я заставил Сэнди пообещать мне, что она никогда больше не будет ночевать под одной крышей со своим отцом. Тот ее безумно ревновал и делал все, чтобы разрушить наш брак. Рассказывал всем, что я сидел в тюрьме — что было неправдой, — что я женился на Сэнди из-за денег — что тоже было неправдой, — что я хочу убить ее — и это было самой чудовищной ложью, — перечислял Роберто, загибая пальцы. — Я любил Сэнди всей душой! — воскликнул он, ударив кулаком по столу. — Ни одну женщину я не любил так сильно! И никогда не полюблю! Поэтому вчера и пошел вразнос. Вы на меня больше не сердитесь?
Я покачала головой. Чуть улыбнувшись, он со вздохом стал рассказывать дальше:
— Холт пытался выслать меня из страны. При его связях это было вполне реально. Я предложил Сэнди уехать в Италию и жить там, но она хотела жить на Западе, в своем собственном доме. В конце концов она убедила меня, что ей надо съездить домой и уговорить отца оставить нас в покое. Но одну я ее не отпустил.
Я представила себе тот вечер в «Хейвене». Все участники драмы как живые стояли перед моими глазами, включая таинственного Холта Гриффина, который вдруг обрел ужасающую реальность.
— Мы приехали к ним на ужин. Нас было только четверо — Фрэнсис, Холт, Сэнди и я. Холт запомнился мне особенно хорошо. Он был оживлен и забавлял нас рассказами о войне и своей дипломатической карьере. Был со мной как никогда вежлив, но я с ним не разговаривал — меня тошнило от одного его вида, — с отвращением сказал Роберто.
Перегнувшись через стол и понизив голос, он продолжал:
— После ужина Сэнди отозвала меня в сторону и попросила уехать, чтобы им с матерью было легче уговорить Холта прекратить меня преследовать. Она знала, что если я останусь, то сделаю что-нибудь такое, о чем нам обоим придется пожалеть. — Роберто прикусил губу. — В этот момент я еще мог изменить ее судьбу, да и свою собственную тоже. Я не хотел уезжать, но Сэнди убедила меня, что так будет лучше и без меня ей проще убедить отца. Какой же я был дурак, что послушался ее и уехал!
Он потер лицо руками, потом вцепился себе в волосы, словно хотел их вырвать. Я смотрела, как он корчится от боли, вспоминая подробности той ужасной ночи.
— Я оставил ее наедине с этим монстром, а я ведь поклялся, что никогда этого не допущу. Когда я пришел утром… она была уже мертва.
Он замолчал и стал вытирать глаза салфеткой. Я терпеливо ждала, пока он успокоится.
— Я думаю, что Холт пришел к ней ночью, чтобы восстановить свои права. Когда она стала сопротивляться, он…
Голос его задрожал.
— Фрэнсис сказала мне, точнее, поклялась, что он убил ее случайно. По ее словам, это был несчастный случай. Нож лежал на тарелке с фруктами рядом с кроватью Сэнди и каким-то образом в пылу борьбы…
— А вы верите, что это была случайность?
Он покачал головой:
— Нет.
— Что же это, по-вашему, было?
— Я думаю, он сделал это намеренно, — тяжело произнес Роберто. — Он не хотел, чтобы она принадлежала кому-то другому.
Я на минуту задумалась.
— Роберто, а почему Фрэнсис сказала вам правду? Вас ведь там не было. Почему они не предложили вам ту же версию, что и полиции?
— Потому что я слишком много знал, — с уверенностью сказал он.
— Понимаю. А когда Фрэнсис призналась вам во всем?
— Через два дня, когда полиция что-то заподозрила.
— Они начали подозревать Холта?
— Думаю, что да, — кивнул Роберто. — Но все было не так просто. Холт Гриффин был значительной фигурой, на короткой ноге с президентами и судебными властями. Как можно арестовать такого человека за убийство собственной дочери? Какой мотив у такого преступления? О нем мог рассказать только я.
— Верно. А где был Холт все это время?
— Глотал успокоительное в своей комнате. Я его не видел.
— А Фрэнсис?
— Всем заправляла, как обычно, она, — горько усмехнулся итальянец. — В тот момент главное было сохранить репутацию семьи. Для этого она не пожалела бы ничего, даже своей дочери. И ей это удалось.
Я смотрела, как он допивает свой коктейль. Передо мной сидел конченый человек.
— Роберто, вы ведь ее любили, — осторожно произнесла я. — Почему же вы не пошли в полицию? Почему не сказали им о Холте? Вы ведь его ненавидели.
Он со вздохом отвел глаза.
— Фрэнсис предложила мне деньги. Проценты с пяти миллионов долларов.
— А как же деньги Кассандры? Вы же ее наследник. Разве этого было недостаточно? — спросила я, стараясь, чтобы вопрос прозвучал максимально деликатно.
— Сэнди не могла распоряжаться своими деньгами до тридцати лет. В случае ее смерти они возвращались в семью. Мне ничего не доставалось, — откровенно признался мой собеседник.