— Дааа, Мишка… Я, конечно, знала, что ты страшный, но чтобы глядя на тебя фрицы ссались… — раздался над его головой изумленный голосок Тамары. — Да пусти ты его уши, а то еще обгадится. Нахрена нам обосранный шашлык? Вонять же будет!

Мишка, сделав над собой колоссальное усилие, разжал пальцы. Разорвать зрительный контакт оказалось гораздо сложнее.

— Да пусти ты его уже! — раздраженно шлепнув его по плечу, прикрикнула Тамара. — Сдохнет ведь! Зря, что ли, его столько времени тащили?

Парень, тряхнув головой, прикрыл глаза, с трудом поднялся и, пошатываясь, отошел в сторону, прижавшись лбом к дереву. Он сам не ожидал от себя такого… Внутри него что-то темное, недовольно ворча, сворачивалось в кольца и, словно сжатая пружина, стремилось развернуться, вырваться наружу.

На плечо легла маленькая ручка, к руке приникла голова, потеревшись щекой.

— Миш, ты чего? Опять голова кружится? — тревожно спросила девочка. — Хочешь, присядь, отдохни, а я пока Шашлыка покараулю.

— Нет… Нет, Том, в порядке все, — с усилием отрываясь от дерева, произнес Мишка. — Знаешь, я чуть его не убил…

— Ну не убил же, — беспечно отозвалась Тамара. — Нога болит, — пожаловалась она. — И плечо. Глянешь, может, там жало осталось? И посмотри, он мне кожу не прокусил?

Мишка, осмотрев плечо, подул на наливавшийся синяк и, пробормотав сакральное: «У кошки заболи, у собачки заболи, а у Томочки не боли!», уселся на свои пятки, поставил ножку девочки себе на колени и осмотрел опухоль. Отек был довольно сильным, да и опухоль значительной.

— Похоже, тебя шмель цапнул. Шмели вроде жал не оставляют… — водя пальцем по горячей опухоли, проговорил Мишка.

— Ой, как хорошо… У тебя пальцы холодные… Еще поводи так. Уже почти не больно даже, — расслабилась Тамара.

Поглаживая место укуса, Мишка одним глазом приглядывал за свернувшимся в комок дрожащим немцем. Заметив, что того начало отпускать, он поставил ногу Тамары на землю и поднялся.

— Ладно, пошли. Хорошенького помаленьку. Поскорей бы уже добраться, — проворчал он.

— Пойдем, — вздохнула Тамара. — Нам еще отчитываться… А я уже так устала.

— Эй, Шашлык, хорош валяться, — подойдя к немцу, ткнул его ногой Мишка. — Вставай, пошли.

Диверсант, затравленно косясь на жуткого пацана, послушно поднялся и побрел вслед за Тамарой.

Когда часовой, обходивший дом, в котором разместился находившийся под подозрением в шпионаже фотограф, был обнаружен лежавшим на земле без сознания, немедленно подняли тревогу. По приказу Егорова схватили фотографа и до выяснения обстоятельств посадили под арест. Уже через пятнадцать минут после обнаружения незадачливого часового деревню принялись прочесывать частым гребнем, одновременно проводя обыск и в доме, в котором был определен на постой подозреваемый.

У фотографа ничего не нашли, зато к Егорову в колхозное управление, выполнявшее роль штаба, притащили пятерых в советской форме. Бойцы полковнику знакомы не были, но на вопрос, кто такие, признались, что разведчики, посланные капитаном Пономаренко по заданию особистов.

— Даа… Стареет Степаныч, — хмыкнул Егоров. — Раньше у него разведчики посерьезнее были.

Пристыженные вояки, опустив головы, сникли.

Пришедший в себя часовой рассказал, что, услыхав при обходе какой-то шорох, собирался поднять тревогу, но не успел. Все, что он успел понять — на него сзади кто-то прыгнул, и наступила темнота.

Утром, вздрючив личный состав и раздав указания, Егоров, прихватив с собой незадачливых разведчиков, отправился в расположение танкового батальона.

Встретившись с майором и представителями СМЕРШа и осмотрев прибывшее вооружение, они с Черных вернулись к нему в блиндаж. Выслушав доклад давно дожидавшегося его разведчика о грибниках, он вызвал к майору капитана разведроты.

— Стареешь, Степаныч, — пожимая ему руку, усмехнулся Егоров.

— Да и у тебя седины прибавилось, — в тон ему отозвался Пономаренко. — Чего приехал-то? Договаривались же до вечера.

— Да вот, разведчиков твоих тебе обратно привез. Хреновые у тебя разведчики оказались, Степаныч, прямо скажем, никуда не годящие разведчики, — глядя на входящих в блиндаж пятерых вояк со связанными за спиной руками, проговорил полковник.

— Эти что ль? — смерил Степаныч тяжелым взглядом шестую команду. — Дак это, Павел Константиныч, не разведчики пока. Это так, ясельная группа. Мои разведчики еще не вернулись.

— Хитер бобер, — рассмеялся Егоров. — Так это что же, ты на мне своих тренировать вздумал? Степаныч, а тебя ведь серьезно попросили.

— Дак я серьезно и выполнил. Лучших разведчиков к тебе отправил. Ростова с компанией. Вот погоди, явятся, поглядим, что скажут, — привычно подкручивая ус, спокойно отозвался Степаныч.

— Ростова? Это того, который планшет немецкий приволок? — Степаныч, довольно улыбнувшись, кивнул. — Ну поглядим, — хмыкнул Егоров. — А с этими архаровцами что делать станешь?

— А что с ними делать? Вон, Николаю Егорычу сдам, будет у него в пехоте пополнение, — проворчал Степаныч.

— Ну спасибо тебе за подарочек, — справившись с изумлением, отозвался Черных. — Мне-то они нахрена?

— Ну, в пехоте много людей не бывает, — улыбнулся капитан.

Стоявшие понурившись разведчики заволновались.

— Семен Степанович! — не выдержал старший группы.

— Ааа… Проявился… — хмыкнул Степаныч. — Обосрались, голубчики? Это ж как вы попасться-то умудрились?

Пока шестая команда отчитывалась по своим действиям и получала втык от своего командира, на улице начал подниматься непонятный шум, подозрительно напоминающий хохот.

Находившиеся в командирском блиндаже старательно игнорировали нарастающий шум, все чаще и чаще переглядываясь, наконец, Черных не выдержал:

— Да что там происходит? — и, поднявшись, собрался выйти наружу, когда дверь блиндажа распахнулась, и в него вошли трое. При виде вошедших челюсти отвисли у всех, а Черных, попятившись, тяжело опустился на лавку.

До расположения ребята добрались без приключений. Проигнорировав с поистине царской невозмутимостью хохот часовых и пообещав им оставить кусочек шашлыка, ребята, подталкивая перед собой свой трофей, вошли в расположение. На всем пути к командирскому блиндажу их встречала одинаковая реакция: сначала упавшие челюсти и вытянувшиеся лица, а затем гомерический хохот. По мере продвижения к цели свита, следовавшая за неспешно шагающей по лагерю троицей, увеличивалась, за спиной все громче звучали шуточки и ржач.

Вместе с другими разведчиками, расположившимися на отдых ввиду отсутствия Степаныча, Арсен, услышав непонятный шум, подскочил и поспешил к его источнику. Как и все прочие до него, увидев вышагивающую живописную троицу, он остолбенел, силясь подобрать с пола упавшую челюсть.