— Нужно было выбить у них эту пленку как оружие,которым они могли нам угрожать, раз и навсегда, — пояснил Дронго. —Если бы мы прокрутили нашу пленку до их показа, то потом «вражескую пленку»можно было оспорить лишь по части убийства. А я хотел раз и навсегда избавитьАлександра Михайловича от любых попыток шантажа, связанного с его пребыванием вэтом злополучном номере. Теперь мало кто поверит, что любовные игры в отелеснимались с настоящим Александром Михайловичем. Все смотревшие убеждены, что ив постели статист, игравший свою роль. А это не менее важно, чем снять сАлександра Михайловича обвинение в криминале.

— Вы великий человек, — с искренним восхищениемвоскликнул Любомудров, — рассчитать все до таких мелочей. Это потрясает!

Александр Михайлович закончил разговор, отложил телефон настолик и вновь шагнул к Дронго.

— Вы даже не представляете, что вы для менясделали, — сказал он, глядя ему в глаза, — можете попросить любойгонорар. Я готов даже на проценты от нашей прибыли.

— На Востоке говорят, что мужчина можетторговаться, — заметил с улыбкой Дронго, — это даже принято у многихнародов, но, когда спор закончен и названа окончательная цена, настоящиймужчина не может ее менять, что бы ни случилось. Таких «торгашей» обычно презирают.

— Мне необыкновенно повезло, что я встретил в жизнитакого человека, как вы, — пробормотал Александр Михайлович.

Снова раздался телефонный звонок. Любомудров взял телефон.

— Из Лондона, — произнес он с торжеством, —мистер Стюарт хочет с нами поговорить…

И все четверо дружно расхохотались. На экране телевизораведущий все еще рассуждал о моральных качествах как необходимом условии дляуспешного бизнеса.

Немолодой мужчина сидел в зале для пассажиров первого классав аэропорту Шереметьево-два. Переводчик монотонным голосом переводил емузаголовки сенсационных газетных статей, вышедших утром в Москве. Все изданиясообщали о вчерашних телерепортажах, демонстрируемых по двум каналамтелевидения. И почти все утверждали, что бизнесмен, обвиненный в убийстве,теперь не только абсолютно оправдан в глазах общественного мнения, но инаверняка должен выиграть аукцион, который начался сегодня утром. Западныеинвесторы уже выразили понимание и поддержку компании бизнесмена, противкоторого применяли недозволенные методы шантажа. Все газеты наперебой писали о«другой стороне», способной к столь наглому подлогу. Почти ни у кого невозникало сомнений, что заказное и эффектно разыгранное убийство имело цельюнадолго, если не навсегда, скомпрометировать бизнесмена и его компанию.

Хеккет раздраженно перебил переводчика:

— Хватит, я уже понял, что вся российская прессатвердит одно и то же. Словно сговорились…

— Вчера вся Россия смотрела оба репортажа, —пояснил переводчик, — никто не ждал двух сенсаций сразу.

«Да, — с горечью подумал Хеккет, — я такого не могпредположить. Как можно было так глупо ошибиться с этим солнцем! Такая вроде бынезначительная деталь, а испортила столь изощренно задуманную операцию. Кто могвспомнить, что на западной стороне солнце бывает только после полудня!»

— Мистер Хеккет, — услышал он голоспереводчика, — вам принесли бандероль.

— Какую еще бандероль? — оторвался он от своихмыслей. — При чем тут это?

Незнакомый молодой человек протягивал Хеккету толстыйконверт, на котором четко был указан номер рейса Хеккета в Париж. Он взялпосылку, тронул пальцем конверт.

— Может, там бомба? — испугался переводчик.

— Верните посыльного, пусть сам вскроет конверт, —попросил Хеккет переводчика, — и в другом помещении.

Переводчик вскочил, но Хеккет рукой усадил его на место.Конверт не был запечатан. Он увидел кассету и небольшое письмо. Хеккет досталписьмо.

«Дорогой мистер Хеккет, я остался вам должен за двух девушекв „Ритце“. Должен сказать, ваш подарок был как нельзя кстати. Высылаю вам ответныйдар. Эта пленка подготовлена при моем участии. Именно она разъяснила миллионамтелезрителей, когда солнце появляется в окнах западной стороны. Надеюсь, вамподарок придется по вкусу. У каждого свой фирменный стиль. Мой стиль — всегдаоставлять за собой последнее слово. Надеюсь, мы встретимся в третий раз. Незабывайте, что мы договорились вместе поужинать. Неизменно ваш, Дронго».

Хеккет растерянно взглянул на кассету. Потом снова — написьмо, которое держал в руках, и горько усмехнулся. Первый раз в жизни онпроиграл. Проиграл более сильному сопернику. И на память об этом уникальномпроигрыше ему оставили кассету — подарок более сильного профессионала.

— Пора идти на посадку, — сообщил служащийавиакомпании.

— Пора, — согласился Хеккет, — выбросьте эту кассету в мусорное ведро. Мне она больше никогда не понадобится.